Даже морщины на темном, обветренном лице стали менее заметны. На Дмитрия глядел уже не старик, а крепкий дядька лет пятидесяти. И взгляд у этого дядьки был сосредоточенный и умный. Вдруг почудилось что-то очень знакомое в чертах раскосого и рыжебородого самодержца. И неожиданно понял: такое же сосредоточение он не раз видел на лице Велимира, погруженного в шахматную комбинацию.
— Ты говоришь об Аллахе? Да? — чуть усмехнулся Тимур. — Одного я не пойму. Ты поведал, что послан мне из грядущего Аллахом. Так?
— Так, хазрат эмир.
— Но ведь ты иноверец! Как Аллах мог послать мне неверного?
Дмитрий мысленно улыбнулся. К такому вопросу он был готов: ведь попал в мир, где сначала спрашивают, какой ты веры, а уж потом — откуда ты родом. И Тамерлан не мог не коснуться веры “посланника Аллаха”: что-что, а на правоверного мусульманина Дмитрий в глазах Хромца ну просто никак не вытягивал. Но не зря он так долго и тщательно готовился к этой встрече и старался предугадать все. Не зря сидел у солдатского костра долгими вечерами — не только анекдоты слушал и солдатские враки. И не зря внимательно слушал джавляка, когда тот по собственному почину начинал рассказывать всякие сказки и притчи. Много их знал Як Безумец и рассказывать был мастак. Пригодилось, чтобы соткать еще одну.
— Возможно, ты ошибаешься, хазрат эмир, — возразил Дмитрий.
— Хочешь сказать, что ты мусульманин? — с неприкрытым изумлением спросил Тамерлан. Изумление эмира было недобрым.
— Суди сам, хазрат эмир, — сказал Дмитрий. — Лет двести назад в нашу страну пришел странник. Был он старик. Построил себе дом в уединении и стал жить. Не в обычаях моего народа обижать отшельников. Никто ему не чинил обид. Он жил, как хотел, и делал, что хотел. Оказался он человеком добрым и праведным. И еще — искусным лекарем. Он лечил людей и не брал платы за лечение, питался плодами с земли, которую возделал сам. Люди полюбили его. У него появились ученики. Но он был уже стар, а климат на моей родине суровый. И вдруг он умер. Мало он пожил среди моего народа. Люди не знали, как похоронить его, по какому обычаю. А его ученики мало что могли сказать — немногому он успел их научить. Пока судили да рядили, время шло. Его тело оставалось непогребенным. И нетленным, хазрат эмир. Тогда-то все и поняли, что старец — святой. Мой народ воздвиг над его телом мавзолей и стал почитать его, как святого. Этот человек был твоей веры, хазрат эмир. И благодаря тому, чему он все-таки успел обучить своих учеников, мы поняли, что привел его в нашу страну сам Всевышний. И с тех пор мой народ говорит: “Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк его…”
Тимур, не мигая, в упор смотрел на него: — Это было двести лет назад, говоришь?
— Это было двести лет назад для меня, хазрат эмир, — уточнил Дмитрий. — И пятьсот лет спустя — для тебя.
Лишнее напоминание, что он — человек из будущего. Таран для крепостных ворот Тамерлановой души. Долбить и долбить, пока ворота не рухнут.
— Мой народ исповедует лишь то, чему успел обучить святой старец, — сказал Дмитрий. — На все воля Всемогущего, но человека, подобного ему, больше не приходило к моему народу, а мы бы приняли его с радостью и почестями. Но не только новую веру принес нам святой, вместе с ним пришли на нашу землю и предания о тебе, непобедимом воине и полководце, жившем в далеком прошлом.
Тамерлан продолжал смотреть на него тяжелым немигающим взглядом. Потом снова глубоко и надолго задумался.
Дмитрий терпеливо ждал развязки. Пожалуй, это был самый щекотливый момент разговора. Для Тамерлана признать кяфира посланцем Аллаха — невозможно. Он просто не смог бы пойти против собственного естества. А для Дмитрия выдать себя за мусульманина было бы откровенным сумасшествием. Даже начни он по пяти раз на дню творить намаз, ему бы все равно не поверили, уже потому, что он не обрезан, а для правоверного мусульманина обрезание обязательно. Поэтому и придумал Дмитрий историю с праведником, которую преподнес сейчас Хромцу. На чашу весов были положены свершившееся чудо и липовая причастность мифического народа к мусульманству. Любая религия включает сотни сект, толкующих ее по-своему. Ислам — не исключение.
Дмитрий предоставил решать вопрос об истинности придуманной им религии самому Тамерлану. Он рассчитывал, что чудо “посланца из грядущего” перевесит религиозные “разногласия”. Рассказ о праведнике-мусульманине, пришедшем в его страну, давал Тимуру спасительную лазейку: “народ Дмитрия”, пусть уродливо и неправильно, но все-таки верил в Аллаха. Однако воспользоваться лазейкой Тамерлан мог лишь в одном случае: если действительно поверит, что Дмитрий является пришельцем из будущего. Или хотя бы может им быть. Дмитрий подумал, что они с Тамерланом и впрямь напоминают сейчас двух шахматистов: один сделал ход, другой, неподвижный и безмолвный, весь ушел в раздумья над ответным.
Тимур пошевелился, будто пробуждаясь ото сна, поднял негнущуюся руку и направил на Дмитрия толстый указательный палец с обломанным ногтем.
— Однако то, что ты рассказывал о своей вере… Я не могу назвать тебя правоверным, — жестко сказал Хромец.
Но Дмитрий почувствовал, что Тамерлан успокоился. И это был очень хороший знак. За свою очередную “сказку” Дмитрий мог заплатить дорогой ценой. Можно сказать, умудрился проехаться задницей по бритве и не порезаться. То, что Тамерлан использовал религию в собственных целях и безо всякого зазрения совести шел войной на единоверцев, еще ничего не значило. Мир прошлого был обязан Господу всем, вплоть до собственного существования. Тимур верил в Аллаха — пусть так, как ему было удобно верить, но искренне и всю жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109