Дмитрий шагнул навстречу атакующему противнику, не парируя, а только сдерживая его движение. Нож заскользил по лезвию палаша, словно прилипнув. Музафар-бахадур не успел отпрыгнуть. Еще мгновение — и лезвие палаша попало в ловушку между клинком ножа и изогнутым рогом его гарды. Дмитрий левой рукой схватил верхний край щита противника. Музафар-бахадур дернулся изо всех сил, пытаясь высвободиться, и получил удар ребром кулачного щита по лбу. Удар рассек кожу, лицо залила кровь.
Дмитрий крутанул кистью с ножом — палаш противника выскочил из его сжатых пальцев и упал на землю. Лезвие ножа мелькнуло в воздухе. Музафар-бахадур инстинктивно отшатнулся, пытаясь защититься щитом и рукой. Дмитрий выпустил щит противника и отступил. Музафар-бахадур выронил щит и поднес руки к перерезанному горлу, из которого хлестала кровь. Он хрипел, силясь что-то выговорить.
— Глупец, — сказал ему Дмитрий, убирая нож в ножны.
Он стоял и смотрел на противника. Музафар-бахадур попытался сдвинуться с места. Ноги его заплелись. Он упал ничком, дернул пару раз ногами и затих.
Дмитрий понял руку, чтобы утереть взмокшее лицо. Рукав мундира оказался темен от пота.
— Вот это да… — пробормотал он и оглянулся. — Надо же… — Он стоял на самом краю площадки перед шатром Тамерлана, а начинался поединок в ее центре.
Он вновь взглянул на поверженного и тихо проговорил по русски:
— Я же не хотел убивать тебя, а убил. Почему? — И повторил: — По-че-му?
Глупо стоять столбом над трупом, и Дмитрий не спеша прошел в центр площадки и повернулся к навесу.
— Кончено, — сказал он.
Тамерлан посмотрел долгим взглядом.
— Подойди ближе, — сказал он. Сам сказал. Дмитрий подошел и встал у самого края большого ковра, на котором восседала свита.
— Кто ты? — спросил Тамерлан. — Откуда пришел ко мне?
— Я твой воин, эмир, — ответил Дмитрий. — Меня зовут Гуль.
Тамерлан чуть усмехнулся.
— Откуда ты явился? Из какой земли пришел?
— Не могу сказать… — ответил Дмитрий. Брови Тамерлана сошлись над зелеными глазами.
— Плохо говорю, хазрат эмир, — пояснил Дмитрий. — Буду говорить хорошо, все расскажу, хазрат эмир…
Тамерлан наклонил голову к плечу, насмешливо разглядывая его.
— Ты знаешь, что это — “гуль”? — спросил он.
“Вот незадача, — подумал Дмитрий. — Как объяснить-то?”
Он стал озираться — может, еще не всю траву в лагере вытоптали? — и заметил фиолетовый глазок цветка, выглядывавший из-под матерчатой стены палатки Тамерлана. Он показал пальцем:
— Вот.
Однако никто не понял, на что он показывает. Тогда Дмитрий пошел за цветком. Его не остановили. Он вернулся, держа тоненький стебелек в пальцах, и был встречен громовым хохотом. Смеялись все — даже Тамерлан. Дмитрий выждал, когда веселье уляжется.
— Не так? — спросил он.
— Не так, — фыркнул Тамерлан.
Дмитрий покрутил цветок и пожал плечами.
— Не знаю, — сказал он.
И опять раздался хохот.
Дмитрий усмехнулся. С прозвищем явно было что-то не так, иначе бы не заливались хохотом без остановки. Хорошо бы узнать, что ему приклеили вместо имени.
— Тебе нужно дать другое прозвище, — сказал Тамерлан, отсмеявшись. — Нынешнее тебе не подходит.
— Дай, хазрат эмир, — хладнокровно предложил Дмитрий. — Дай мне имя.
Улыбку словно стерли с лица Тамерлана, а глаза Хромца вновь стали холодными и жесткими.
— Кто научил тебя языку? — спросил он.
— Мансур-десятник учил… — ответил Дмитрий. — Арслан учит.
— Ты просишь дать тебе имя? А разве его нет у тебя? — снова спросил Тамерлан.
Дмитрий пожал плечами.
— Здесь меня зовут Гуль, — сказал он, притопнув каблуком сапога по утоптанной почве.
* * *
Он изменился. Словно сработал заложенный где-то внутри триггер. Несколько толчков его заторможенным мозгам — сначала девчонка, затем странный сон, а затем поединок — и они стали совсем иными, чем раньше.
Дмитрий стоял на обочине “улочки”, образованной ровными рядами палаток, и смотрел на пологий склон холма за лагерем, заросший густой и яркой зеленью. Осознание глобальной перемены пришло неожиданно. Он даже споткнулся на ровном месте, остановился и попытался выискать в себе признаки произошедших изменений.
“Нет, — возразил он себе, — я переменился раньше, еще до поединка с Музафаром. Иначе бы я точно сотворил еще какую-нибудь глупость. Я — ошарашенный и потрясенный человек, решивший принять правила чужой игры, в которую втянут помимо желания, а она совсем не по мне, эта полузвериная игра предков. Она мне поперек горла, словно костяной бильярдный шар, который и разжевать-то нельзя — остается проглотить так, не разжевывая. Или задохнуться. Вот я и задыхался — но, похоже, умудрился-таки протолкнуть его сквозь глотку”.
Он постоял еще немного, пытаясь свыкнуться с новым ощущением, и пошел дальше, в обоз, к торговцу, которому отдал девчонку, чтобы тот присматривал за ней. Торговец ходил в приятелях у покойного Мансура, — ун-баши и познакомил Дмитрия с толстым маркитантом по прозвищу Кривой Джафар.
Пристраивать девчонку среди пленных женщин Дмитрий не стал. Не у него одного в обозе имелись рабыни, хотя их было не так уж много. Чтобы приручить девчонку, ее необходимо было изолировать, вычленить из привычной среды. Она — не рабыня; но поймет ли это когда-нибудь?
Подходя к повозке Джафара, Дмитрий уже издали увидел девочку. Она — все в том же красном платье — сидела на корточках на траве возле высокого колеса и смотрела в землю. “Я даже имени ее пока не знаю, — подумал он. — Ничего, все впереди”. Кривой Джафар бойко разговаривал на нескольких наречиях, но языка родного народа этой девочки среди них не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109