он вполне верил тому, что говорил.
— Через двое суток после этого наш отряд выступил в поход. Вскоре к нам присоединилось подкрепление под командой Занозы. Брат мой знаком с этим вождем — это натура беспокойная и честолюбивая; ему нестерпима была мысль, что не он, а другой командует отрядом в войне против сиу. Зная это, я хотел передать ему командование, но мои воины не согласились на такой шаг. Разлад не замедлил поселиться среди нас. Уже несколько дней шли мы по необъятной равнине; воды нигде не было; мы страдали от жестокой жажды, и Заноза, несмотря на мои возражения против дурного примера, первым нарушил военный закон. Я знал эти края и был убежден, что вода находится в нескольких милях от нас. Но большая часть старых воинов совершенно изнурились от жары и томительного перехода пешком. Заноза отправил своих всадников отыскивать воду. Были назначены призывные сигналы для сбора в случае открытия воды. Поиски продолжались несколько часов, пока не была найдена речка. Первые воины, достигшие речки, сделали несколько ружейных выстрелов; но прежде чем отряд и отставшие успели дойти до реки, страдания большинства воинов достигли крайней степени. У некоторых началась рвота кровью, другие впали в сильнейший бред. Поход потерпел неудачу. Да и что прикажете делать с воинами, потерявшими бодрость духа, изнуренными от страданий, лишений, способными испытывать только одно желание — как бы поскорее вернуться домой?! На другой же день начались побеги из отряда Занозы, да и он сам в числе первых обратился в бегство. Скоро около меня осталось не более двадцати пяти воинов. Они клялись, что всюду последуют за мной. Но что я мог сделать с такой горсткой людей? С отчаянием в душе я повернул в обратный путь к нашему селению. На полдороги наши разведчики дали нам знать о присутствии поблизости сильного неприятельского отряда. Отступление было отрезано; надо было идти вперед во что бы то ни стало. Я держал совет со своими воинами. Все мы сошлись в одном мнении. Не более чем через час времени у нас произошла схватка с воинами сиу. Их отряд, в шесть раз сильнее нашего, состоял — отчасти и к нашему счастью — из молодых воинов, в первый раз выступивших на поле битвы. У нас были приняты все меры, предписываемые благоразумием и мужеством. Мы дрались так упорно, что у неприятеля отпала охота нападать на нас. Лишившись надежды победить нас, он отказался от бесполезной и невыгодной для него борьбы с людьми, предпочитавшими смерть на поле битвы постыдному плену. Он повернул назад и вскоре скрылся за холмами. Мы вышли победителями, но из двадцати пяти воинов в живых остались только десять, да и те большей частью покрытые ранами. Мы продолжали путь. Наши страдания во время этого перехода были ужасны. Я и сам не мог бы объяснить, каким образом мы смогли достигнуть нашего селения. Там уже было известно все, что произошло в этом походе. Не упреками встретили меня — напротив, старейшины, после общих совещаний, воздали должную справедливость нашему мужеству и настойчивости и утешали меня, насколько это было возможно. Они говорили, что причина неудачи никак не должна пасть на меня, тем более, что я доставил им восемнадцать скальпов, снятых с черепов воинов сиу, убитых в бою, трупы которых при спешном отступлении мои воины не успели захватить с собой. Но если моя честь как вождя и воина была спасена, то счастье моей жизни было потеряно: Вечерней Росы уже не было в деревне.
— Что это значит? — воскликнул канадец. — Кто похитил мою сестру?!
— Никто, — ответил вождь печально, — моему брату ничего не известно об этом приключении, потому что он давно покинул свое племя. Вечерняя Роса не похищена; она добровольно оставила родной дом.
— Добровольно? — повторил канадец, ошеломленный.
— Во время отсутствия Меткой Пули и нашего похода в деревню прибыл бледнолицый. Я узнал, что он приходится родственником моему брату, но узнал от посторонних, потому что твой отец и дед отказались дать мне какое-либо объяснение по этому поводу, и с той поры хранят враждебное молчание, причину которого я не могу понять. Две недели бледнолицый провел в селении и однажды утром уехал. Отец моего брата провожал его; Вечерняя Роса была с ними. Покидая наше племя, она плакала, но не обнаружила ни малейшего сопротивления и добровольно — как казалось, по крайней мере, — повиновалась приказаниям отца. Три дня спустя вернулся отец, но он был один. Куда девалась Вечерняя Роса? Никто не мог или не хотел объяснить мне этого. Самые тщательные поиски, предпринятые мною, остались безуспешны. Только тогда, почти вне себя от отчаяния, не зная, на что решиться, я задумал отправить воина к моему брату с приглашением явиться на свидание… Я все сказал. Теперь прошу моего брата высказать свое мнение. Что я должен предпринять? Каков бы ни был твой совет, я последую ему.
— Вождь, необыкновенное известие, которое ты мне передал, ошеломило меня, и я должен признаться, что ничего не понимаю в этом деле и поистине не придумаю, что тут можно сделать.
— Не позволите ли вы мне высказать свое мнение по этому поводу? — вмешался тут Оливье. — В этом деле я не участник и потому могу хладнокровно обсудить его, чего никто из вас в вашем положении сделать не может.
— Пожалуйста, говорите! — воскликнули в один голос молодые охотники.
— По-моему, необходимо вернуться в селение, и как можно скорее, вот хотя бы завтра с восходом солнца. Мне до некоторой степени понятно, почему отец Меткой Пули отказал вождю в желаемом объяснении: в семейные дела, касающиеся лично членов семейства, никто не вправе вмешиваться;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82