На заднем дворе находились конюшня на шесть лошадей, птичий двор с курами и довольно большой сад, огороженный и содержащийся в большом порядке, снабжавший хозяйство огородной зеленью. О саде заботился дедушка и, несмотря на свои преклонные годы, выполнял довольно тяжелые работы по садоводству как бы припеваючи, с трубкой в зубах.
Устроившись и переодевшись, Оливье вышел в залу и увидел, что стол уже накрыт и хозяева ждут только его, чтобы сесть обедать.
Каждый занял свое место, дедушка прочел молитву, которой все внимали с благоговением, и обед начался.
— Хорошо ли вы поохотились, отец? — спросил Меткая Пуля, утолив первый аппетит.
— Так себе, не очень; дичь уменьшается, однако за последние две недели я заработал триста семьдесят долларов.
— Гм! Не дурно. На кого вы охотились?
— На голубую лисицу восточнее Гудзонова залива.
— А давно вы вернулись?
— Три недели назад… А что ты не спросишь меня о сестре?
— Могу ли я задавать вам вопросы, отец?
— Он прав, — вмешался дед, — ведь ты сам должен рассказать о нашей девочке.
— Ну что же, песня не долга, — сказал молодой охотник, засмеявшись. — Анжела, вероятно, пошла в гости к какой-нибудь подруге.
— Ошибаешься! Ее нет в деревне; она уехала.
— Уехала! — воскликнул Меткая Пуля с притворным удивлением.
— Да, — ответил дед добродушно, — и меня это очень огорчает; девушка была радостью и весельем всего нашего дома.
— И куда же она отправилась?
— Недалеко, к дяде Лагренэ, дней на пять пути, не больше.
— К переселенцу у Ветряной реки?
— Да. Жена у него заболела; он совсем один, вот он и приехал ко мне и стал просить к себе Анжелу погостить на несколько дней да походить за его женой. Ну, как-то совестно было отказать. Разве плохо я поступил?
— Отец, — ответил охотник почтительно, — не мне следует делать вам замечания.
— И все же говори прямо; я даю тебе на то позволение.
— Кажется, лучше было бы отказать; поселение дяди Лагренэ так уединенно, да и расположено оно на индейской земле.
— Да, да, ты прав, я поступил необдуманно. И сам не знаю, почему меня это тревожит. Завтра же я отправлюсь туда.
— Возьмите и меня с собой, отец.
— Нет. Зачем? Довольно и меня одного… Ваше здоровье, дорогой гость. Давно ли вы из Франции?
— Пью за ваше! — отвечал Оливье, чокаясь с ним стаканом. — Только два месяца здесь.
— О! Так недавно? Тогда расскажите же нам новости о нашей родине.
— С величайшим удовольствием.
— Вот видите ли, — заметил дед, — хоть правительство и продало нас англичанам, однако мы остались французами. Говорите же, мы слушаем. Что поделывает наш король?
— Во Франции нет больше короля.
— Возможно ли?! Нет короля! — воскликнули канадцы, ошеломленные. — Кто же управляет Францией?
— Республика.
— Республика! — повторили охотники, покачав головой. Все замолчали.
В эту минуту кто-то постучал в дверь. Меткая Пуля встал и отворил дверь. Вошел Храбрец.
— Милости просим, вождь, садитесь с нами за стол, — пригласил его дед.
Индеец отрицательно покачал головой.
— Я пришел к вам не затем, чтобы пить и есть, — сказал он печально.
— Тогда зачем же вы пришли? — спросил старик, нахмурившись.
— Затем, чтобы сообщить вам, что ваша дочь Вечерняя Роса похищена Томом Митчеллом, разбойником, и что надо ее спасти, если она еще жива, или отомстить за нее, если она убита!
ГЛАВА XIII. Здесь объясняется причина присутствия трех охотников в хижине Джорджа Клинтона
Страшное известие как громом поразило всех присутствующих.
Молчание продолжалось несколько минут. Наконец дед прервал его.
— Вождь, вы печальный вестник, — сказал онс горечью. — И кто вам сообщил такую ужасную весть?
— Может быть, вас обманули, — заметил отец.
— Дай Бог, чтобы это был обман! — прошептал Оливье. Вождь печально покачал головой и начал было:
— Вот как было дело… Но дед прервал его слова.
— Не стану слушать, пока вы не займете место у нашего очага и не отведаете нашего хлеба-соли. Мы друзья и родственники; это ужасное несчастье трогает всех нас.
— Это правда, — сказал индеец тихо.
С почтительным поклоном он сел между Оливье и Меткой Пулей.
— Ешьте и пейте, а после обеда мы будем держать общий совет.
Оливье с любопытством наблюдал за необыкновенными нравами; не понимал он хладнокровия и спокойствия этих людей, узнавших об ужасном несчастье, разразившемся над ними, и в глубине души обвинял их в черствости сердца.
Он не знал еще, что строгий индейский этикет предписывает в любой ситуации непременно сохранять внешнее спокойствие и выдержку. Только впоследствии он смог убедиться, что эти благородные сердца были жестоко уязвлены печалью.
Обед проходил в печальном молчании; собеседники не обменялись ни единым словом; они ели, как бы исполняя необходимую обязанность, от которой не могли и не хотели уклониться.
Недолго продолжался их обед, всего несколько минут. Вставая из-за стола, дедушка наклонился к Оливье и сказал с грустной улыбкой:
— Вы не в добрый час переступили порог нашего дома. Простите, если наше гостеприимство не кажется вам вполне радушным: неожиданное несчастье поразило нас.
— Вы удостоили меня чести, сказав, что принимаете меня за члена вашей семьи, — отвечал молодой человек поспешно, — позвольте же мне принять участие в вашем горе, которое гораздо ближе моему сердцу, чем вы думаете. Прошу вас, смотрите на меня как на брата Меткой Пули, моего искреннего друга.
— Благодарю, — отвечал старик, — я был неправ, обращаясь с вами, как с посторонним, тогда как вы действительно член нашей семьи.
— Вы мой второй сын, — подхватил отец Меткой Пули, — от вас у нас нет тайн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82