Больного положили в крытую повозку на тюфяке, подушках и сняли с него лишнюю одежду.
Увидев большие синяки, испещрявшие его тело, Джонатан не замедлил понять причину недомогания брата.
— Ей-Богу! — сказал он своему старшему сыну, помогавшему ему ухаживать за братом. — Как видно, наш бедный Сэмюэль жестоко ушибся, полетев с высоты вниз головой. Просто чудо, что он не расшибся до смерти.
— Да и то чудо, что он отделался только ушибами и не переломал себе костей, — ответил молодой человек.
— И то правда, Гарри; Бог, видимо, хранил его. Правда, ушибы очень сильные, но мы этому скоро поможем, пока твоя мать приготовит на завтрак оленью ногу. Бедный Сэмюэль! Ведь это он ради нас подвергал опасности свою жизнь. Поди-ка, Гарри, принеси камфарного спирта и попроси у матери кусок сукна, да мимоходом убеди ее приглядеть получше за жареньем оленьей ноги, а то у нее есть несчастная привычка вечно пережаривать дичь, что придает ей отвратительный вкус. Захвати еще бутылку рома. Надо пропустить несколько капель в горло бедному Сэму, это будет ему полезно. Иди же, да поторопись вернуться!
Проводив сына с этими многочисленными поручениями, Джонатан Диксон деятельно занялся смачиванием висков своего брата холодной водой и поднесением к его носу жженых перьев. Но эти столь целительные средства в разных обстоятельствах жизни в данном случае не имели ни малейшего успеха; больной лежал неподвижный и бездыханный, не подавая ни малейших признаков жизни.
Но вот вернулся Гарри с камфарным спиртом, кусками сукна и бутылкой рома.
— Прежде всего нальем ему в горло глоточек рома, — сказал Джонатан.
С этими словами он ножом разжал больному зубы и влил в рот несколько капель рома.
Вдруг Сэмюэль Диксон пошевелился и судорожно заморгал глазами.
— Прекрасно! Одно лекарство действует, — сказал обрадованный переселенец. — Теперь, Гарри, примемся задело!
Вооружившись сукном, смоченным в камфарном спирте, мужчины начали что было силы растирать тело и руки больного.
Результат применения такого сильного лекарства, да еще при таких ожесточенных условиях, сказался почти мгновенно.
Больной извивался на своем ложе так, что его «палачи» с трудом могли его удержать; в этой борьбе несчастный Сэм испускал страшные вопли.
Но он имел дело с людьми, убежденными в превосходстве употребляемого ими средства, и волей-неволей их жертва, видя бесполезность своих молений, воплей и проклятий, Должна была покориться этой операции, продолжавшейся около получаса без перерыва.
— Вот и кончено дело! — сказал наконец Джонатан, весело потирая руки. — Теперь постарайся заснуть.
— Провалитесь вы сквозь землю, окаянные! Палачи! Вы с меня живьем содрали шкуру! — закричал Сэмюэль в сердцах.
— Ух! Какой ты неженка, словно старая баба! Мы едва до тебя дотрагивались, так нежно растирали. А на ночь мы тебя еще разок потрем, и тогда, поверь, все как рукой снимет и завтра ты будешь бодр и свеж, словно ничего и не приключилось.
Сэмюэль вздрогнул всем телом, услышав обещание брата, но ничего не ответил и даже закрыл глаза, чтобы прекратить всякие разговоры, а через пять минут он спал богатырским сном.
Вечером, следуя своему обещанию, Джонатан Диксон пришел опять и с помощью старшего сына, несмотря на просьбы и отчаянное сопротивление брата, опять растер его, только на этот раз операция производилась еще сильнее и продолжительнее.
Ни нежные мольбы, ни грозные проклятия, ничто не тронуло их; они продолжали натирать его с безмятежным спокойствием людей, убежденных в исполнении своего долга.
По окончании этих мучений Джонатан опять посоветовал брату заснуть, заверяя его, что с утра он будет совсем здоров и что, во всяком случае, он может быть спокоен: если и завтра он почувствует боль от ушибов, то в натираниях недостатка не будет.
Такое неприятное обещание произвело целебное действие и окончательно вылечило больного.
На другой день Сэмюэль встал с восходом солнца и давно уже гулял по стану, насвистывая «Янки дудл», когда наконец проснулся его брат.
Уж как же обрадовался Джонатан, видя брата здоровым и невредимым! Он поздравил его с выздоровлением и не замедлил восхвалять до небес целебное средство, с помощью которого они излечили его болезнь.
При одном воспоминании об этом Сэмюэль вздрогнул, удивляясь про себя, как это он смог два раза вынести такую пытку.
Как только родные удостоверились, что Сэмюэль совершенно выздоровел, все подступили к нему с расспросами относительно его исследований, интересуясь также, что явилось причиной его падения.
Переселенец не заставил себя долго просить и рассказал все подробности случившегося с ним, но, конечно, умолчал о своей встрече с Джорджем Клинтоном.
Рассказ его происходил за завтраком; все присутствующие слушали его с жадным любопытством. Мать и дочь с особенным участием внимали описанию живописной долины, куда Сэмюэль попал так внезапно и стремительно — и не мудрено, обе бедняжки страшно утомились от безостановочных переездов с места на место.
— Я уверен, — сказал Сэмюэль, окончив свой рассказ, — что трудно было бы выбрать лучшее место для поселения.
— Это еще надо посмотреть, — ответил Джонатан. Сэмюэль хорошо знал своего брата и понимал, как надо браться за дело, чтобы заставить его делать то, чего другие не могли от него добиться.
— Что касается меня лично, — продолжал Сэмюэль равнодушно, — то меня ничто не привязывает ни здесь, ни там. Мы протащились по этим прериям столько сотен миль, что, право, на мой взгляд лишние пятьдесят миль ничего не значат. Мы можем пойти дальше, — надо же оставлять хорошие места и другим переселенцам, нашим последователям, которые потянутся по нашим следам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82