Впрочем, мы с ее отцом предоставляем ей полную свободу соединиться с воином, который сумеет ей полюбиться.
— Клянусь! — возразил вождь из племени сиу. — В руке Ваконды сердца его творений; но часто алые губки молодых девушек отказываются обнаружить тайны своих сердец.
— Мудро говорит брат мой, — сказал дед.
— Вот мы все, вожди и известные воины своих племен, собрались за вашим столом, — заговорил Заноза. — Никто из нас не считается недостойным сделаться мужем дочери вашего сына. Почему бы нам не попробовать счастья?
— Все ли гости желают этой попытки? — спросил старик.
— Все просим о том, — ответили они в один голос.
— Да будет по-вашему. Дитя мое, слышишь ли ты? Красавица поклонилась и ушла.
Вслед за этим в залу вошла пожилая индианка, жена самого почетного старейшины, и поставила на стол жаровню и благовонные палочки.
Каждый протянул руку за палочкой.
Но в тот же миг появилась Вечерняя Роса и, подавая Храбрецу закуренную трубку, сказала своим тихим мелодичным голосом:
— Вождь, примите эту трубку мира, которую подносит вам раба ваша.
Храбрец взял трубку, минуты две затягивался ее дымом, потом встал, положил руку на трепещущее плечо красавицы и, гордо окинув взором присутствующих, сказал громким и твердым голосом:
— Вожди, воины и охотники, окружающие меня! Теперь Вечерняя Роса жена Храбреца, вождя племени.
И, подавая ей стакан, сказал повелительно:
— Налей!
Вечерняя Роса налила в стакан вина.
Вождь прихлебнул и подал стакан девушке; она также прихлебнула, после чего стакан был пущен по кругу и наконец возвращен пустым в руки Храбреца.
— Теперь эта женщина моя жена. Признаете ли вы это? — спросил он.
— Признаем.
— Завтра я возьму ее в свою хижину.
— Мы желаем оставить ее у себя еще на несколько дней, — сказал дед.
— Ни на один час, ни на одну минуту более того, как я решил.
— В таком случае вы желаете ее похитить? — спросил старик.
— Непременно, если это неизбежно, — ответил индеец гордо.
При этих словах все встали. Вечерняя Роса удалилась прочь.
— Через час выкуп за Вечернюю Росу будет внесен, — сказал Храбрец.
Он ушел в сопровождении двух индейцев и всех присутствующих.
Вожди вскочили на коней. Храбрец величественно откланялся и произнес:
— До завтра.
Он встал впереди отряда, и все ускакали, а канадцы вернулись домой.
Ровно через час, как и было обещано молодым вождем, в дом родителей были доставлены богатые дары от жениха: лошади, оружие и меха, что, в сущности, составляло не то чтобы выкуп, но приданное для Вечерней Росы. Индейские воины, доставившие эти подарки, возвратились к жениху с драгоценными дарами от ее родителей.
Все подготовительные обряды были выполнены до мельчайших подробностей, как того строго требовал индейский этикет.
Нам, европейцам, не следует насмехаться над обычаями дикарей, да и удивляться тут нечему. Разве этикет времен Генриха III или Людовика XIV не менее строго выполнялся до мельчайших, не менее пошлых подробностей? Везде люди остаются людьми; будь их кожа бела, черна или красна — все равно те же страсти волнуют их грудь, везде бывает низость, лицемерие. Дикие или цивилизованные, все равно люди увлекаются титулом, ленточкой, орденом, красивой игрушкой, знаком отличия, над чем смеются даже те, которые их жалуют… У вы! В человеческом болоте бывают всякие гадости, и честному человеку не следует копаться в нем, чтобы не задохнуться. Слишком понятная истина, что из всех животных, существующих на земле, человек едва ли не самая гнусная тварь, потому что он сам хвастается своей низостью, которую использует, как ступеньку, чтобы захватить себе побольше земных почестей, и из своей цели делает жалкого кумира, которому поклоняется из честолюбия. По-моему, краснокожие поступают честнее. Грубо, свирепо, напролом они идут к своей цели, но, по крайней мере, прямо, не придумывая при этом громких фраз. Так вернемся же к ним.
Не существовало ни малейших признаков, по которым можно было бы предвидеть тайную борьбу между Храбрецом и Занозой, а между тем борьба эта не замедлила обнаружиться.
Весь следующий день прошел в пирах и веселье.
Атаман простился с канадцами и удалился в свой лагерь вместе с капитаном Дюраном, Клинтоном, Оливье и Шарбоно.
Вскоре после солнечного заката Том Митчелл отрядил сотню самых отважных воинов; оставив остальных под командой Камота, он сам в сопровождении четырех друзей стал во главе конного отряда и удалился из лагеря, но с такими предосторожностями, что никто даже не догадывался о его отъезде.
Следуя индейскому обычаю, муж берет себе жену в полном смысле слова, то есть берет ее силой и бежит с ней в прерии. Через два дня он возвращается в селение с женой, посадив ее за собой на лошадь. Перед хижиной своего тестя он приносит в жертву молодую кобылу, вырывает у нее сердце и делает им крестообразный знак на своем лбу и на лбу своей жены, и этим все сказано: брак заключен, союз совершен.
Таково требование индейского этикета.
Храбрец старался все исполнить как следует; канадцы со своей стороны очень хорошо выучили роли, принадлежавшие им в этом случае.
К десяти часам вечера, в то время как шум и всякие звуки замирают в селении, на хижину Луи Бержэ напали со всех сторон; то были индейские воины под предводительством Храбреца.
Трое канадцев смело выступили против нападающих.
— Чего вы требуете? — спросил дед.
— Мою жену, которую вы задерживаете незаконным образом, — ответил Храбрец.
И без дальних переговоров они вступили в бой — впрочем, ни для кого не опасный.
Три защитника сделали несколько выстрелов в воздух для очистки совести и для доказательства сильной схватки — воображаемой, как всем было известно;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82