Да и не нужно. Просто надо выделить главное в человеке и это главное по мере сил развивать.
– И ты знаешь это – главное?
– Знаю!
– Интересно? – он не скрывал иронии.
– Чувство собственного достоинства. С этого надо начинать. Воспитать его у человека, сделать главной духовной ценностью. Унижение убивает гражданственность, порождает апатию и безразличие…
– Можиевский это прекрасно понимал.
– То есть?
– Я имею в виду его «бабушек». Они предварительно секли захваченных девушек. Постой, постой! Мне сейчас пришла аналогия. Может быть она тебе покажется нелепой. Ведь чем занимались наши бюрократы в семидесятых и в начале восьмидесятых годов? Они, образно выражаясь, «секли», то есть подвергали унижению своими запретами и различного рода инструкциями чуть ли не всю мыслящую часть населения. Это та же экзекуция, унижающая достоинство человека и порождающая апатию!
– Аналогия абсолютно верная. Если помнишь, нашу биологию высекли, как публичную девку, в тридцатых и сороковых годах, после чего она, действительно, стала публичной девкой!
– Начали не с биологии, а с литературы, искусства…
– Вот! Видишь, у насилия очень ограниченная, примитивная, но действенная методика. Перво-наперво – подавить у человека чувство собственного достоинства. Происходит своего рода селекция. Тех же, которые не поддаются и становятся врагами, уничтожают физически. Остальных превращают в рабов. Понял?
– И в этой простоте – действенность!
– Ты в этом имел возможность убедиться. Вспомни, как вела себя Ильга и какие слова она тебе говорила.
– Не напоминай мне об этом! – он встал и заходил по комнате, – как вспомню ее – покорную, беспомощную… Ее слова «…ты не отдашь меня всем?..», хочется выть от бешенства.
– Вот что бывает, когда переходишь от абстрактной теории к конкретным обстоятельствам…
– Я думал, что ты простил меня…
– Причем здесь я? Ты разберись с собой…
– Мне простить себя трудно. Наверное, это до конца жизни будет преследовать меня. Я видел своими глазами, к чему такая теория может привести!
– Тем не менее она реальна! Даже, пожалуй, реальнее, чем наши планы…
– И это говоришь ты?!
– Знаешь, если я ненавижу ее, это не значит, что я не учитываю ее реальной силы. Дело в том, что мы идем против, если не исторической необходимости, вызванной неизбежной деградацией производства, то против проторенного пути развития. Хотим избежать этих этапов. Надеюсь, что это нам удастся. Но только надеюсь, а не уверен.
– Не уверен, но все-таки взялся?
– Взялся и буду действовать так, пока есть силы.
– Однако, ты кое в чем противоречишь сам себе.
– В чем же? – спросил я, набивая трубку.
– Во-первых, ты унизил меня тем, что напомнил о моем падении, ударил по больному месту.
– Если бы я не считал тебя своим другом, я бы, конечно, воздержался в данной ситуации напоминать тебе.
– А другу, значит, можно? Хотя, спасибо! Ты меня впервые после всего происшедшего назвал другом.
– Другу можно, если друг понимает! Потом, я очень ценю твою способность к нестандартному мышлению. Такие удары по больному месту стимулируют мысль. Я надеюсь, что ты сможешь много чего подсказать нам!
– Ну, после такого объяснения у меня нет никаких претензий, – он широко улыбнулся и я впервые увидел в его глазах блеск, знакомый мне раньше, когда наши споры затягивались далеко за полночь.
– Какие же еще противоречия? – я взглянул на часы.
– Ты спешишь. Может, в другой раз?
– Можно и в другой раз. Тем более, что нас ждут дела, – я направился к двери.
На выходе столкнулся с Алексеем. Он ворвался красный от возбуждения.
– Ты должен немедленно вмешаться! – потребовал он.
– Что случилось?
– Это зверство! Я отказываюсь понимать!
– Сядь и объясни толком.
– Некогда! Идем скорее!
– Я никуда не пойду, пока ты не скажешь, что случилось, – сказал я, усаживаясь в кресло.
– Сейчас только закончился суд и их повели на казнь!
– Кого, их? Бандитов?
– Да! Главаря и старух.
– Ну и что?
– Ты знаешь, к чему они их приговорили?
– Это их дело.
– Нет! Ты послушай. Их сейчас повели на какую то баскетбольную площадку, где осужденных растерзают собаки. И знаешь, как это называется? Представление!
Мы с Виктором переглянулись. Для меня сообщение Алексея не было неожиданным. Я уже догадывался о том, что именно такую казнь изберут для Можиевского и его «горилл».
– Сядь и успокойся, Алексей! У них есть достаточно оснований.
– Какие могут быть основания? Я понимаю – расстрелять, повесить, наконец… Но – так?!
– Месяц назад на этой площадке была растерзана девушка только за то, что оказала сопротивление насильнику, – тихо проговорил Виктор. – А вчера, если бы мы вовремя не подоспели, была бы еще одна такая жертва.
Алексей, пораженный, глядел по очереди на меня и на Виктора, как бы спрашивая, говорим ли мы серьезно или шутим. Наконец, сообразив, что такие шутки не к месту, все-таки попытался возразить:
– Но мы тем самым приравниваем себя к бандитам.
– Ничуть. Никто из наших не участвовал в суде и, надеюсь, никто не пойдет смотреть на казнь!
– Женщины все пошли!
– Это их право. Ты должен их понять. Потом, они еще не члены нашей общины и мы не можем нести ответственность за их действия.
– Ты прячешься за «параграф»!
– Да, прячусь. Тем более, что это иногда удобно. Ты мне лучше скажи, скот отправили? Это сейчас меня больше интересует.
– М-да…
– Нам нельзя быть слабонервными, Алеша. Ситуация не позволяет. Ты мне не ответил: отправили или нет?
– Отправили часа два назад. Сразу, как только решили переселяться.
– Охрана?
– Пятьдесят конных автоматчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136