Но потом все уладилось. Отец Серафим все-таки не удержался от соблазна и облачился в одеяние митрополита. Он был просто великолепен. Если добавить к этому, что наш служитель божий за год хорошо отъелся и совсем уже не походил на несчастного изможденного старичка, каким он мне показался при первой встрече, то надо сказать, что вид его был довольно внушителен.
Ради любопытства я зашел однажды во время богослужения во вновь отстроенную церковь. Я мало разбираюсь в тонкостях церковной службы, но, как мне показалось, отец Серафим говорил проповедь. Я стоял позади толпы прихожан и он меня, естественно, не заметил. Постепенно до меня стал доходить смысл проповеди святого отца. Речь шла о смирении. О покорности Богу, что само собой разумеется. Против этого я не возражал. Смысл религии, по-видимому, в этом и состоит. Но вот отец Серафим заговорил о покорности светской власти и о том, «что всякая власть от Бога».
– Пригласи отца Серафима ко мне, – шепнул я сопровождавшей меня Вере. – Пусть зайдет, когда ему будет удобно.
Мне не хотелось приходить к нему домой, так как это послужило бы поводом для всяких домыслов.
Отец Серафим пришел на следующий же день.
– Рад вас видеть, отче, в полном здравии! – приветствовал я его.
Отец Серафим с достоинством поклонился.
– Послышав зов властей, поспешил явиться по вашему распоряжению.
– Просьба, просьба, отец Серафим. Я не имею права давать вам распоряжения. Просто я подумал, что здесь нам будет удобнее. Вы ни в чем не нуждаетесь?
– Благодарствуйте. Прихожане не оставляют своими щедротами недостойного служителя божьего.
– Ну и прекрасно! Я вот о чем хотел поговорить с вами, отче. Естественно, ни я, ни мои помощники никогда не будут вмешиваться в дела церкви, пока эти дела не вступают в противоречие с законами и политикой, проводимой правительством общины. Более того, мы воздерживаемся, как вы, наверное, заметили, от пропаганды атеизма и всего того, что может оскорбить религиозные чувства верующих.
– Не могу не согласиться с вами, сын мой! Но меня обеспокоил намек. Вы говорили о нарушении законов и противоречии с вашей политикой? Я не чувствую за собой вины и меня этот намек удивляет.
– Сейчас объясню. Но, повторяю, считайте нашу беседу дружеской, неофициальной. Дело в ваших призывах к смирению. Я бы просил вас ограничить область смирения Богом и не призывать верующих к смирению перед властями.
– Разве это приносит вред властям?
– Немалый, поскольку власть заботится о моральных устоях будущих поколений, воспитании у него чувства собственного достоинства личности и приверженности к демократическому образу правления. Призывая к смирению, вы, отец Серафим, даете вексель любой будущей власти, в том числе и власти, построенной на насилии. Я же хочу воспитать такое поколение, которое будет непримиримо ко всякого рода насилию. Надеюсь, вы меня понимаете? Это моя цель. Не уверен, что достигну ее, но стараюсь.
– Все в руках Божьих!
– В человеческих, отец Серафим. В человеческих! Вы обличаете гордыню. Но именно гордого человека, гордого своей свободой и своим достоинством хочу я воспитать с тем, чтобы эти качества были переданы детям и внукам. Только гордый и независимый человек сможет противостоять насилию. Когда я говорю «независимый», я имею в виду и моральную, и идеологическую, и материальную независимость. Вы, вероятно, заметили, что уровень нашей жизни за последние два года значительно вырос. Этого мы достигли тем, что свели налоги к минимуму. Мы хотим иметь зажиточное население, такое, которому было бы что защищать. Понимаете меня?
– Не совсем! То есть, я согласен с вами, когда вы говорите о повышении уровня жизни и зажиточности населения, но при чем тут моя проповедь о смирении?
– Смирение, отец Серафим, философия нищих! Нищих телом и нищих духом. Если вы сделаете людей нищими духом, призывая к смирению, то их легко будет сделать и нищими материально. Это взаимосвязано.
– Странно!
– Что вам странно, отец Серафим?
– Странно то, что вы, носитель верховной власти, призываете к неповиновению властям…
– Когда-то, отец Серафим, Авраам Линкольн, имя это вам, конечно, известно, сформулировал свою знаменитую триаду законной власти: власть из народа, по воле народа, для народа. Если из этой триады выпадает хоть одна составляющая, власть становится незаконной. Вы же говорите, что всякая власть от Бога. Следовательно, власть вопреки воле народа тоже от Бога и сопротивление этой власти будет незаконным, поскольку противоречит воле Бога.
– Церковь не раз выступала против тирании.
– Согласен с вами, но своей проповедью о смирении и признании всякой власти от Бога церковь способствовала установлению и укреплению тирании. Какого сопротивления незаконной власти можно ожидать от населения, преисполненного смирением?
– Ну а смирение перед законной властью?
– Законная власть не нуждается в смирении. Как раз отсутствие смирения является гарантией законной власти. Ибо, отец Серафим, если власть перестает быть законной, то население вправе и обязано, я подчеркиваю, обязано свергнуть такую власть.
– Перед кем обязано?
– Перед своими детьми. Разве не долг родителей заботиться о счастье детей? И нет большего несчастья, чем лишение свободы. Именно поэтому я против насаждения смирения. Мы гарантируем сохранение свободы и законности власти системой выборов и, главное, вооружением населения.
– Я знаю! Вы раздали оружие. Но не таит это угрозу разгула насилия и кровопролития?
– Видите ли, отец Серафим, насилие и кровопролитие можно осуществить и при помощи обыкновенной дубины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136