Де-Рибас атаковал силами черноморских казаков, конно-егерского и северского карабинерских полков левый фланг турецкой кавалерии.
Это была беспримерная по замыслу и силе кавалерийская атака. На левом фланге галопом неслись карабинеры, дистанция сближения с неприятелем здесь была самая короткая. На правом – с гиком и свистом шла лава казаков. Российская кавалерия атаковала полумесяцем, пытаясь окружить турецкую конницу, отрезать ее от главных сил армии визиря и порубить. Разгадав этот замысел, турецкая кавалерия дрогнула, и все правоверные спаги, сколько их было, бежали, помышляя едино о своем спасении. Вслед за спагами подался, а затем и рассыпался весь фронт неприятеля.
У Порты Оттоманской сухопутных войск, достаточных для продолжения этой войны, не оставалось.
У болгарского побережья Черного моря возле мыса Калиакрия в июле сошлась российская эскадра адмирала Ушакова из двадцати боевых кораблей и турецкий флот капудан-паши Гусейна из тридцати судов, который в этом сражении взаимодействовал с береговыми батареями.
Ушаков атаковал противника тремя колоннами, первыми выстрелами вывел из строя неприятельский флагман и тем сразу же посеял великое смущение и неразбериху в турецкой эскадре. Особое отличие в сражении у мыса Калиакрия показал «Святой Владимир» бригадирского капитана Пустошкина.
Битва у Калиакрии была последним крупным сражением этой войны. Обессиленная Порта Оттоманская вынуждено признала себя побежденной в битвах, ею же затеянных.
Дипломатическая миссия
июля были подписаны прелимитарные статьи мирного договора. Военные действия на всем театре войны прекратились.
В начале сентября 1791 года де-Рибас получил предписание от Светлейшего сдать войска и флотилию и явиться в Яссы в Ставку для личного участия в переговорах с турецкой стороной о заключении мира. В этом было доверие к нему, признание его военных заслуг и возможность испытать себя на новом, дипломатическом поприще.
Стояло бабье лето. В низовьях Дуная спадала жара. В изобилии созревали разные плоды, пахло жнивьем и спелым колосом, хомяки готовились к зиме, и в степи появились молодые волчьи выводки.
Микешка оседлал четырех серых арабских аргамаков с могучими крупами в яблоках. Лошадей взяли у турок в Мачинском сражении. Осип Михайлович ласково потрепал атласную шею скакуна, косившего на него большим сторожким глазом, поставил ногу в стремя, сильным движением оттолкнулся от земли, перемахнул через луку седла, взял на себя поводья. Лошадь выгнула шею, заиграла копытами и пошла с места в намет, но, осажденная рукой всадника, изменила аллюр на крупный шаг.
Микешка ехал за Осипом Михайловичем, поотстав на пол коня, за ним два казака с заводными и вьючными лошадями. Казаки были с пиками и карабинами. В степи время от времени маячили татарские шлыки и тюрбаны конных турок. На третий день пути в долах стали чаще встречаться молдавские деревни из белых мазанок с камышовыми крышами и непременно с колодезными журавлями. Все здесь напоминало Украину, однако дома были отличны набегавшими вперед навесами, в ту пору года с длинными гирляндами красного перца, лука и табачного листа. На огородах в усыхающей ботве вызревала золотистая тыква. На полях обильно рассыпались полосатые арбузы и медово пахнущие янтарные дыни, тянулись кукурузные нивы. Чем ближе к Яссам, тем более накатанным становился тракт, более обжитым край. Всюду, однако, было неустроение от военного лихолетья, разных реквизиций, поборов и насильств. На душе у Осипа Михайловича было скверно. Где-то в этих краях предан земле его младший брат и боевой попутчик Эммануил, скончавшийся на зимнем постое от прилипчивой лихорадки. С молдаванами де-Рибас свободно изъяснялся на их природной речи по близости к ней италианского. Поселяне охотно говорили ему об особенностях пути на Бырлад и Васлуй, до самых Ясс. Город этот был примечателен безобразием. Дома тут строились большей частью без всякого порядка, обносились высокими заборами, за которыми бегали здоровенные псы. Однако ж были и настежь распахнутые брамы. На этих подворьях хозяйничали постойные солдаты. У коновязей стояли строевые лошади, а порой и зачехленные пушки.
Благовестили церковные колокола. День был воскресный. Дежурный генерал указал де-Рибасу квартиру у здешнего богача боярина Кодэу, который был славен имениями в Верхней и Нижней Молдове.
Едва Осип Михайлович огляделся на новом месте, как пришла печальная весть о кончине князя Потемкина. Первое, что село на ум де-Рибасу: кто заменит Светлейшего – опору государыни – с такой же державностью дум и дел? С Потемкиным де-Рибас начинал эту войну и с ним пришел к победному концу. Этот человек сочетал в себе огромный ум с барственным сибаритством, вельможное высокомерие с простотой. Светлейший был постоянно окружен пресмыкателями и искателями милостей, но играючи отличал зерно от плевел, держал в небрежении бездарных и жаловал доверием и чинами достойных.
Де-Рибасу было приказано вместе с генерал-поручиком Павлом Потемкиным и генерал-майором Каховским состоять в комиссии по взятию на сохранность денежных сумм и драгоценностей, оказавшихся при Светлейшем. Все три генерала были известны тем, что высоко ставили добропорядочность и честность. У казначеев Светлейшего оказалось более миллиона рублей серебром и ассигнациями, на руках у кабинет-курьера и двух камердинеров – много драгоценных металлов в ювелирных изделиях разного назначения. Всему были составлены описи, скрепленные сигнатами членов генеральской комиссии. Выявленное опечатали в ларях и ларчиках для передачи куда следует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122