Стояли жаркие и сухие дни. Большие переходы войск по выжженной солнцем степи были изнурительны. Полное отсутствие дорог затрудняло движение обозов, которые обеспечивали артельное довольствие в полках. На пути армии к театру военных действий зерновых магазинов не было. Из-за нехватки фуража строевых и фурштадских лошадей держали на подножном корму. Бедственное положение войск усложнялось враждебностью ногайцев: они подожгли степь и море огня пожирало сухой бурьян и жухлую траву, ширилось и распространялось в направлении ветра.
По донесениям разъездов и свидетельствам пленных – на правом берегу Дуная располагались большие турецкие силы из пешего войска, кавалерии и пушек под предводительством великого визиря Юсуф-паши. При визире состоял сераскир с сохранявшими верность султану наездниками ногайских улусов.
Дервиши воодушевляли воинов на решительную битву с гяурами, да падет гнев аллаха на их голову! Всемогущ и неукротим в ярости аллах! Позор тому, кто осмелится как жалкий и презренный трус бежать с поля решительного сражения с врагами Порты Оттоманской. Нет Бога, кроме аллаха!…
Прибывший к месту переправы армии на правый берег де-Рибас с флотилией стал наводить мост, используя для этого захваченные турецкие паромы и мелкие суда разного назначения. Работа была трудная – река сносила понтоны.
22 июня 1791 года авангард армии вышел к Дунаю в четырех местах южнее Галаца. По рапортам лазутчиков и показаниям пленных главные силы турецкой армии были сосредоточены у Мачина. Их численность определялась в 80 тысяч человек пешего и конного войска.
На марше из Стамбула был 20-тысячный корпус.
Переправа дивизии князя Голицына началась с вечера, продолжалась всю ночь и последующий день, несмотря на сильный юго-западный ветер и быстрое течение Дуная, которое продолжало разрушать мост.
Посланная вперед казачья сотня разведывала тропинки в плавнях. Казаки вели непрерывные бои с мелкими неприятельскими отрядами, в большом преимуществе сидевшими в засадах. Убили есаула Зеленого. Как это случается, он сам нашел смерть, поскольку надобности 'быть ему в разведочном поиске не было. Тело его принесли к месту переправы и на возвышенном берегу Дуная предали земле с воинскими почестями. Это был единственный за всю войну случай, когда казаки тихо плакали, обнажив головы у могилы. Убивался бригадир Захар Андреевич Чепига. Иванко Зеленый был не только славным малым, но будто и единственным сыном его высокоблагородия. По запорожскому обычаю положили ему хлопцы в домовину бутыль доброй горилки, чтобы на том свете было чем порадовать душу, хоть Иванко и не жаловал оковытую при жизни.
Насыпали казаки под старым раскидистым явором могилу, на ней поставили восьмиконечный деревянный крест, на кресте том написали: «Здесь спит сном вечным Иванко Зеленый – есаул Верного черноморского войска. В жизни своей он не сгубил ни одну человечью душу от того, что был к людям жалостлив. Был Иванко высок как тополь и так хорош собой, что девчата и молодицы на него засматривались. Не довелось ему, однако, испытать счастья от бабьей любви, потому что голову он сложил в свои ранние лета. Было ему от роду восемнадцать годов. Заплутал в казачий полк Иванко по чистой случайности. Он склонен был не к военному делу, а малевать разные творения, как – то речку, деревья, скотин, равно людей. Пусть земля ему будет пухом, а ласка ангелов божьих утехой за его короткую жинь. Аминь».
Колонны войск непрерывным потоком по наведенному солдатами де-Рибаса понтонному мосту переправлялись на правый берег Дуная. После переправы и ввода в дело главных сил решительного превосходства над неприятелем не было замечаемо. Обе стороны при равенстве сил несли большой урон, но сражались с упорством, достойным похвалы и удивления. Корабельная артиллерия была в бездействии по дистанционной для бортовых орудий недосягаемости боевых порядков Юсуф-паши. Исполнив переправу войск, де-Рибас оставался вне дела. Но не таков он был, чтобы сидеть на флагмане, сложа руки и в ожидании победных вестей глядеть, как гибнут товарищи по оружию. Он велел Микешке подать коня и в сопровождении верного ординарца и есаула Черненко во весь опор поскакал к палатке командующего генерала. С возвышенности, поросшей ольхой и кустарником, князь Репнин в окружении штабных офицеров в зрительную трубу следил за ходом сражения, принимал рапорты связных, отдавал через них приказы. Появление де-Рибаса не осталось незамеченным, штабные почтительно расступились.
Разделенная на три корпуса: Голицынский, Волконский и Кутузовский – армия ввязалась в бои вдоль всего фронта, обращенного к равнине.
Приложив руку к треуголке, де-Рибас по-уставному рапортовал о его прибытии.
– Позвольте, ваша светлость, мне, среди кавалерийских начальников старшему в чине, взять конницу, произвести некоторое перестроение и атаковать правый фланг неприятеля с выходом на его тылы. Смею уверить вашу светлость – сей маневр посеет смущение в умах Юсуф-паши и его советчиков, страх и растерянность в войсках неприятеля.
Старый генерал внимательно оглядел де-Рибаса. После некоторого размышления он сказал:
– Бери, голубчик, кавалерию, бери. Осип Михайлович; атакуй и с Богом поражай неприятеля.
– Слушаюсь, ваша светлость, – де-Рибас щелкнул каблуками ботфортов и был в седле.
У тому времени турецкая кавалерия обрушилась на стык корпусов Кутузова и Волконского в намерении прорвать российский фронт. Главный удар неприятель наносил по правому флангу пехотного каре, ружейным огнем и штыками отражавшего натиск конницы, несмотря, что пехота состояла больше из новобранцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122