Разномыслия у сих черноморских адмиралов, государь, только в том, где быть там главной торговой гавани, в остальном оба душегубы. Мордвинов утверждает, что самодержавная власть в России противоестественна и вредна, ее-де следует ограничить чем-то на манер аглицкой палаты лордов, куда вошли бы первые умы империи, а мужику-де дать поболее свободы, высказывает мысль о неприкосновенности частной собственности даже перед лицом державной воли государя. Сие есть также посягательство на власть императора, которой должно быть никем и ничем неограниченной. В понятии же Мордвинова самодержавная власть – первейшая несправедливость, порождающая все прочие несправедливости. По донесениям тайной полиции сей адмирал много витийствует о совершенном правосудии и личной неприкосновенности обывателя, сказывает, будто сие есть залог благосостояния общества и спокойной жизни каждого. У почтенного адмирала есть одно весьма достойное высшего флотского начальника увлечение: читает колобродные сочинения аглицких и французских смутьянов о разделении властей на законодательную, исполнительную и судебную. Между тем в Воинском Уставе еще блаженныя памяти государя Петра I сказано, что вся власть в России принадлежит царю. По донесениям агентов тайной полиции Мордвинов о том витийствует, что государственное благо не должно иметь опору только в некоторых малочисленных лицах. Такие слова, государь, нахожу более уместными в устах французского цареубивцы, нежели российского адмирала, командующего всеми морскими силами империи на южных Черном и Азовском морях.
– Россия всегда была обильна ворами, – сказал Павел. – Одним больше, одним меньше – оттого империи моей худо не станет. Де-Рибас пускай сидит в Петербурге, волен бывать где пожелает. Что же до Мордвинова, то этого господина отправить в Херсон по прежней службе с последующей отставкой. Потемкин был изрядный мерзавец, но здесь ему в правоте не откажешь.
– Будет исполнено, государь, – поклонился князь Куракин.
– Ступай.
– Слушаюсь, ваше величество.
Князь Алексей Борисович Куракин еще не знал, что уже сам стал жертвой самодержавной власти. Вставала новая звезда – еще не князь Петр Алексеевич Лопухин – человек не примечательный и мало кому известный. Но Павел решил отставить Куракина и в генерал-прокурорской должности утвердить Лопухина, к дочери которого, Анне Петровне, он все больше воспалялся любовной страстью.
Настасья Ивановна по Иорданской лестнице Зимнего была приведена флигель-адъютантом в Тронный зал. Государь стоял в белом мундире в окружении высших чинов гвардии и армии. Он шагнул навстречу Настасье Ивановне и остановился. Она опустилась на колено, как требовал новый придворный этикет, со стуком, и поцеловала протянутую ей государем руку.
– Господа, – сказал Павел, обращаясь к генералам, – оставьте нас. Сударыня?…
– Ваше величество…
– Вы заметно изменились.
– Увы, государь, время не красит.
– Но вы хороши собой, как в те былые годы, когда я имел честь и удовольствие быть принятым в доме вашего батюшки покойного Ивана Ивановича.
– Это было время нашей молодости, время, ушедшее невозвратно, ваше величество.
– Вы, кажется, только вернулись с юга?
– Да, государь, я была там с супругом моим вице-адмиралом де-Рибасом.
– Разве де-Рибас произведен в чин флотский? Мне известно, что он генерал сухопутных войск.
– Он предан вам, государь, и слуга отечеству.
– Ваш супруг, государыня, затеял пустое и казне обременительное дело.
– Он стал жертвой клеветы недоброхотов. Я припадаю к стопам вашим и молю о справедливости, государь. Супруг мой Осип Михайлович де-Рибас в минувшую турецкую войну был в разных сражениях, за личную храбрость и распорядительность в войсках удостоен похвалы и награждений от высших начальств.
– О нем, сударыня, мне говорят дурно, очень дурно. Сказывают, что от тех сумм, которые обращены на затеянное им строительство державе нашей ненужных города и порта, значительная часть им удерживается для себя.
– Именем всего святого, ваше величество, явите милосердие и справедливость. Все, в чем обвиняется Осип Михайлович его недоброхотами, – мерзкий навет и только. Государь, мы в крайне стесненных обстоятельствах. Имение в Полоцкой губернии, коим удостоен Осип Михайлович за военные заслуги, малодоходное, оставленный тятенькой капитал сравнительно с тем, что отказано им богоугодным заведениям, и того более ничтожен. Единственная надежда наша – жалование Осипа Михайловича по новой службе. Наша преданность, государь, безгранична, а усердие Осипа Михайловича в службе многократно им доказано.
– Полно, Настасенька, – улыбнулся Павел, и то, что он назвал ее как в те далекие времена их юности Настасенькой, было к добру. Впрочем Анастасия Ивановна отлично знала, что Павел легко перекладывал гнев на милость, равно как и милость на гнев.
– Все будет устроено к лучшему, Настасенька. Ступайте к вашему супругу, сударыня, и скажите, что нашей государственной волей он определяется в должность генерал-кригскомиссара. Сие, сударыня, весьма знатное повышение, которое свидетельствует о монаршем к нему благоволении. Это в одночас есть наш ответ недоброхотам вашего супруга.
Из всех павловских сановников Мордвинов знал только Ростопчина. По силе влияния на государя с Ростопчиным мало кто мог сравниться. Находясь в домашнем заточении, Николай Семенович через верных людей просил Ростопчина повлиять на государя в его пользу. Ростопчин долго не отзывался. Лишь перед выездом Мордвинова в Херсон он явился с визитом, однако по соизволению государя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122