– Ваше пг'ревосходительство, позвольте пг'ринять к сведению отличившихся охотников из отг'ряда полковника Хвостова. Не откажите выслушать, ваше пг'ревосходительство, – обратился к де-Рибасу Гриневский.
– Прошу вас, майор.
– Полагал бы отличить егог'рьевским в тг'ретьей степени кг'рестом солдат Казуг'рского, Федоскина, Стенько, казаков Пог'рохню и Ог'рлика. Свег'рх того, ваше пг'ревосходительство, удостоить казака Ог'рлика производством в хог'рунжие. Указанные солдаты и казаки в сг'ражении явили беспг'римег'рную хг'рабг'рость и сообг'разительность. Пг'рощу заметить, ваше пг'ревосходительство, пг'ри овладении стеной снашей стог'роны потег'рь не было, непг'риятель был захвачен вг'расплох. В самом замке его'сопротивление по внезапности нашего втог'ржения было беспог'рядочным и малоуспешным. Пг'ремьер – майогр Гг'риневский.
– Благодарствую, майор. В уверенности нахожусь, что и вы как командир охотников должны быть отличимы наградой, достойной подвига.
– Г'рад стаг'раться, ваше пг'ревосходительство.
После штурма в ознаменование взятия Хаджибея де-Рибас пригласил старших офицеров, казачьих полковников и пленного Ахмет-пашу в кофейню грека Симеона Аспориди, где был дан им знатный обед со здравницами государыне и Светлейшему князю Григорию Потемкину.
Офицеры и старшины подняли чарки за славные успехи российского оружия не только в сухопутных сражениях, но и на морях. Упоминали адмиралов Мордвинова и Ушакова, равно генерал-аншефа Суворова.
В махале, состоявшей большей частью из землянок, укрытых войлоком по случаю осенних заморозков, патруливали гренадеры со строгим наказом отвращать грабежи, насильства и прочие обиды обывателям. Оседлые эдисанцы, бежавшие в степь при известии о приближении русских войск и казаков, возвращались к своим очагам.
Обед, по обыкновению в таких случаях, завершился троекратным «ура!» Осип Михайлович расплатился с Симеоном Аспориди и пожелал ему успеха в предпринимательстве.
В рапорте генерал-поручику Гудовичу де-Рибас писал об особо отличившихся при штурме Хаджибея офицерах для представления их к наградам и к повышениям в чинах: о полковнике Хвостове и майоре Воейкове, артиллерии майоре Меркеле, о капитане Троицкого пехотного полка Воинове и Николаевского гренадерского батальона Люберхе, Николаевского же пехотного батальона поручике Буаселе и Троицкого полка подпоручике Слободчикове, об офицере связи подпоручике Беляке, казачьих полковниках Чепиге и Белом, об есаулах Кумшацком и Чайковском, о хорунжих Мельникове, Высочине, Сербине и Белом, старшинах Лисаневиче и Левенце, о сержантах Зюзине и Попове и о других офицерах и нижних чинах. Особенной похвалы был удостоен секунд-майор Сандерс.
Еще не высохли чернила этого рапорта, как у Хаджибея показалась турецкая эскадра. В зрительную трубу де-Рибас насчитал 15 линейных кораблей под парусами и 26 гребных канонерок. Но скопления людей на палубах им замечено не было. Это дало уверенность, что турки не станут высаживаться на берег.
Приблизившись на пушечный выстрел, эскадра вытянулась вдоль берега в кильватер. Бортовыми орудиями ударил флагман, и вслед затем все суда опоясались вспышками пламени и дымом. Перекаты канонады со стороны моря обрушились на стремнины берега, на развалины замка и форштадт. Колонна легла на другой галс, и суда стали палить правым бортом. Весь день турецкая эскадра маневрировала у берега. Не прекращался и обстрел Хаджибея корабельной артиллерией турок. Береговая батарея отвечала отдельными выстрелами, но била на поражение. От турецкой пальбы, по ее совершенной бестолковости, урона не было ни войскам, ни мирным обывателям Хаджибея. Линейный корабль под флагом капудан-паши задымил. Огонь перекинулся на паруса. Ход флагмана упал, строй колонны нарушился. Судно, идущее за флагманом, поразило носовой частью его корму и вывалилось из кильватера. Неприятельская эскадра прекратила обстрел и при бейдевинде исчезла за горизонтом.
Раненых укрыли под казачьими бурками, которые были раскинуты на шестах на манер куреней. У них хлопотал не старый, но и довольно немолодой штаб-лекарь итальянец Поджио. Его крепкие волосатые руки и белая рубаха были в крови. Дюжие санитарные солдаты изо всех сил держали раненых на операционном столе. Снадобий, кроме, пожалуй, водки, способных преуменьшить боль, в ту пору не было. Лекарь вправлял, резал и пилил по живому телу под истошные крики. Раненые иногда и вовсе тупели, а то и отдавали Богу душу, не приходя в себя.
Среди увечных под Хаджибеем были гренадер Николаевского батальона Логинов и есаул черноморских казаков Черненко. Заплутавший в кустах турок от страха полоснул есаула ятаганом чуть повыше колена и сам тотчас же был убит тем казаком, что ехал на коне вслед за Федиром.
По чистой случайности Федир лежал рядом с Логиновым под одной буркой.
– Вижу я, братец, у тебя уже и седой волос в усах. Вояка ты бывалый, – сказал со вздохом Логинов.
– Это верно, – подтвердил Федир. – Всякое я в век свой видал. А что до усов, то и без них жить можно. Была бы голова. Без головы не слышно, чтобы кто ходил по белу свету ни у нас, ни где в ином месте, за исключением, быть может, царства Хмеля, когда была людей жменя, или государства царя Панька, когда была земля тонка.
Рассуждения Федира Черненко свидетельствовали, что несмотря на турецкую рану, он был вполне в своем уме и в добром расположении духа и даже вовсе не унывал в противность Логинову.
– Ты, паря, человек вольный, – сказал Логинов. – Воевать определился по своей охоте. Кончится война – пойдешь к своей бабе и детишкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122