Хуторяне и обыватели сел, равно городов сидели в хатах, ели саламату и мамалыгу и запивали молоком. Коровы, слава богу, доились от Петрова дня до самой весны.
Пошли слухи о подлостях шелудивого Буняка. Ночами он истошно выл в дымарях хат, напускал на путников блуд, особливо на тех, кто был навеселе, отчего иной раз они забирались в чужие клуни и там засыпали. Хорошо еще, кто был в добром кожухе. А кто налегке, то, бывало коченел до смерти. Шелудивый Буняк прикидывался черным котом, хромой собакой и хлопчаком годов шести. В действительности он был куцым чертом, потому что один казак, когда увидел, что он любезничает с его женой Килиной, то в сердцах отбил ему хвост. Однако и после такой науки шелудивый Буняк принимал даже образ молодого гречкосея и женихался к девкам и вдовым бабам, которые помоложе и попригоже.
Зима в 1794 – 95 году здесь, на юге, была снежная, с видами на добрый урожай. В реках, на лиманах и на прибрежном морском ледовом припае был обильный лов рыбы. В капканах случался пушной зверь, более лиса, в изобилии водившаяся в ту пору на степных просторах, по балкам, буеракам, в густых чащобах терна, шиповника и разной другой растительности. Был и дикий кабан. Микешка все дни пропадал на охоте и рыбной ловле, бил зайца, которого развелось так много, что можно было стрелять, не целясь. Дробь при этом непременно попадала зайцу ежели не в глаз, то под хвост. Микешка с охоты иногда привозил целого вепря. В его доме тогда устраивалось большое угощение: жарили, варили, запекали. Ели много, особенно под варенуху.
Здешний поп с дьячком хоть и были выпивохами и драчунами, Микешке указали, однако, что с Марысей он живет не в законе, греховно и для казака православного звания недостойно. Поелику родитель ее был эдисанским мурзаком и лишь матушка в христианском исповедании, то неизвестно – может она вовсе не Марыся, а магометанка.
После такой беседы с попом Зосимой и дьячком Хведиром Микешка крепко загрустил, – не велели бы отобрать Марысю. Несколько поразмыслив, он подался к попу Зосиме. Матушка Ефросиния – женщина весьма степенная и в теле – после некоторых расспросов: кто, почему и по какому делу – отворила ему дверь, по обыкновению закрытую на крючки и засовы, и впустила в хату. Поп Зосима сидел в горнице за столом и попивал с блюдца чай с сахаром вприкуску. Чай был довольно горячий, отчего поп Зосима, производя некоторый шум сложенными в трубу, он продолжал упиваться тем чаем и даже кряхтел от натуги.
Решено было Марысю крестить, а восприемниками быть его благородию полковому есаулу Черненко и казачке Мотрице Хвещихе, что была за Хвеськом Задерихвостом. За предстоящую требу Микешка отвалил отцу Зосиме десять рублей серебром, дьячку Хведору – два рубля да на разный прибор еще пять рублей ассигнациями. По такому случаю пересыпские казачки наварили и напекли. В этом они были мастерицами. Крестины удостоил его превосходительство адмирал де-Рибас. Посадили его в почете, под образа. Осип Михайлович был также посаженым отцом у Микешки, когда после крестин состоялось Микешкино венчание с Марысей и свадьба с бубнами, цимбалами, скрипками и сопилками. Горилка была такая крепкая, что от нее даже у есаула Черненко на лбу выступила испарина. Все пили, закусывали и танцевали вприсядку, кроме случившегося тут Филарета Серединского, который против обыкновения сидел мрачный ничего не пил, не ел, но и не кашлял, следовательно, был во здравии. Уныние попа Филарета было от предчувствия беды.
Природные россияне в Одессе селились где кому Бог на душу положит, главным образом по причине разности их состояний и занятий. Одесский именитый гражданин Ларион Федорович Портнов, прибывший в Хаджибей с чадами и пожитками из Орла, где он состоял в купечестве, построил в восьмом квартале Военного форштадта невдалеке от порушенного турецкого замка добротный каменный дом в три этажа. Часть первого этажа он сдавал в наем, в другой – держал лавку, где торговал разным мелочным товаром. На втором этаже обитал он сам с купчихой Меланьей, известной добротой и набожностью, а на третьем этаже были комнаты его дочерей и чуланы для прислуги. После приобретения от помещика Алтести восемьнадцати тысяч десятин земли у Гниляковых хуторов и Хаджибейского лимана Портнов стал в городе первейшим богатеем, хлопотал о выделении под застройку доходными домами еще двух земельных участков в Южном форштадте.
Казенные крестьяне оседали по деревням и заимкам. Переходили они из Калужской, Тульской, Владимирской, Ярославской, Костромской и даже Олонецкой губерний по причине там земельной недостаточности. По указу государыни российских переселенцев, намеренных упражняться в сельскохозяйской промышленности, следовало селить на лучших противу иностранных колонистов землях. Природные россияне, однако, к земледелию были неприлежны, а более склонны к занятию разными промыслами. Де-Волан положил тем, которые мастера, за работу в день платить пять рублей, а меньше знающим – по три рубля. Работали мастеровые из природнороссийских губерний исправно, но бывало, что и запивали и даже дрались, более между собой. Над ними верховодили подрядчики и десятники – народ бедовый и хитрый. Десятники следили, чтобы на тех местах, где производились работы малым числом мастеровых, делались большие дела, а также чтобы все нужное для работ доставлялось без промедления. Микешка Гвоздев надзирал за десятниками. По сметливости и проворству он был у Осипа Михайловича первейшим человеком. От него же Микешка имел поручение не спускать глаз с мошенников-подрядчиков, от которых бывает разворовано много добра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122