Однако поставим перед картиной кошку - и она не испугается нарисованной там
страшной собаки. Поставим перед картиной ребенка, и он, мимоходом глянув на
него, пойдет играть дальше - его не заинтересует рисунок. Разве он не
схватит зафиксированные в картине смыслы? Столетие назад никто не понимал и
не ценил постимпрессионистов. Однако это не означает, что в их картинах
"нет смысла" - ведь те значения, которые мы в них распознаем (лица, собаки
и т.д.), даны нам вполне определенным, "постимпрессионистским" образом. Это
и есть смысл. А значит, утверждая, что "в картине нет смысла", мы всего
лишь говорим, что для нас способ взаимосвязи значений в данной картине "не
имеет значения", неактуален для нас, незнаком, и не интересен.
То, что смысл, соотносимый с темой-значением сам может "иметь или не иметь
значение", выводит нас на другой уровень рассмотрения. Он описывается
словами: "что он хотел этим сказать?" У любого поступка (будь то
произнесение фразы, рисование картины) есть замысел, подоплека. У зрителей
тоже есть подоплека их действий, набор прагматических целей. И, конечно,
выращенной в академическом духе публике подоплека импрессионистов была
непонятна, что не позволяло им добиться своих прагматических целей -
любования их картинами.
То есть, любование картиной предполагает не только выяснение смыслов, но и
раскрытие замысла? Но разве можно раскрыть замысел, который подчас самому
автору картины бывает неизвестен? Значит, зритель должен не "раскрыть"
чей-то замысел, а создать свой; опираясь на выделенные в картине смыслы,
объединить их в решающее единство Картины.
Обладаем ли мы техникой такого воссоздания? Очевидно, что да. Публика,
которая восхищалась академизмом, делала это не в силу "объективного
превосходства" таких картин, а потому, что овладела техникой их видения, в
то время как техника видения импрессионистов была пока что ей недоступна.
Рассмотрим удивительное состояние: я иду по залу импрессионистов и вдруг
останавливаюсь перед какой-то картиной, которая заставляет меня
приблизиться и стоять, рассматривая ее долгое время. Я делаю попытку уйти,
но картина "не отпускает" меня. Я прекрасно владею техникой видения этих
полотен - ведь я же с удовольствием хожу по выставке. Почему же именно эта
картина привлекла меня - видимо, в ней что-то "такое" есть? То есть,
замыслы существуют "объективно"?
На самом деле, мы остановились перед этой картиной именно потому, что наша
техника видения не сработала. Мы встали в тупик, пытаясь вычленить в этой
картине какой-то явный замысел. Однако наша честность заставляет нас
заинтересоваться ею, искать необходимое связующее звено, смысл, который
откроет нам путь к единству замысла. Перед этой "темной лошадкой" мы и
проводим время в попытках разгадать ее. Не раскрыть ее "внутреннюю"
структуру (ее в картине нет, как нет собак, лиц...), а подобрать значение
из числа известных или создать новую фикцию, через которую все прочие
смыслы свяжутся в единое целое.
Итак, в простом акте восприятия выделим три компонента:
1. Компонент значения - тема, на которую направлено видение,
конституируемая как интенция.
2. Компонент смысла - поле значений, связанных с темой и определяющих
контекст и прагматическую направленность видения.
3. Компонент замысла - то, что делает видимое "вещью", целостность
последовательно увязываемых друг с другом смыслов. Это тоже значение, но
пустое, сконструированное нами в акте интереса. С этим (пока не
проясненным) значением мы связываем картину как "говорящую что-то",
"несущую весть".
Фреге говорил о смысле как о способе проявлении значения. Однако как может
"проявиться" чистое значение - не образ и не представление? Очевидно,
говоря о способе явления значения, не следует думать о проявлении какой-то
сложной структуры внутри загадочного единства: значение подобно вещи и
потому просто и неделимо. Сложными могут быть его системные
взаимоотношения. Скажем, "синий" может проявляться в связи "синий/красный"
(холодный/ теплый цвет), "синий/белый" (цвет жизни/цвет пустоты) и т.д.
Таким образом, смысл значения - это те системные связи, которые на данный
момент актуализированы и та категория, в рамках которой они объединены и
противопоставлены.
По причинам, рассмотренным нами ниже, любое употребление значения -
осмысленно, то есть на каждый момент времени какие-то системные связи
востребованы, а какие-то - нет.
Это простое замечание очень важно. В сущности, оно позволяет нам говорить о
работе сознания как о последовательной актуализации тех или иных системных
связей.
Сознание
В "Логических Исследованиях" Гуссерль пытается ограничить область сознания
последовательностью переживаний. В сущности, он пытается уйти от привычного
представления о сознании как медиаторе феноменальной данности, независимом
органе, без которого восприятие и мышление невозможны. И действительно, в
ходе осуществления трансцендентальной редукции, на позитивном ее шаге,
Гуссерль приходит к понятиям "трансцендентального субъекта", его "второго
я" - полюса склонностей и привычек и, наконец, ассоциированной с ним
психофизической структуры. Как видно, сознание в эту череду необходимого
конституирования не входит.
Гуссерль, однако, боролся не с идеей сознания, а с попытками развести
сознание и "эго" как независимые сущности. Вообще, трансцендентальная
редукция направлена на устранение "сущностного" взгляда на мир. Сознание,
видимо, мыслилось Гуссерлем как существенно временной способ протекания
восприятия и мышления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84