ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
За ним последует вопрос о
сознании и событии. Затем мы попробуем прояснить связку знание-понимание.
В этой работе очень много примеров. Возможно, это самая ценная ее часть,
поскольку именно хорошие примеры позволяют поставить правильные вопросы.
Смысл
Говоря о смысле и значении, мы хотели бы ориентироваться на одноименную
работу Г. Фреге [3]. Однако для Фреге значение было непосредственно связано
с вещью, поэтому видение вещи обязательно приводило к актуализации -
единственного! - характеризующего его значения.
Научимся отличать видимое от вещи. Ведь глядя на одну и ту же вещь, я вижу
ее по-разному.
Пускай я смотрю на сахарницу. Вот я фокусирую на ней взгляд и вижу уходящую
внутрь воронку, которая меня пугает. Также я замечаю что-то розовенькое на
боку.
Вот я увожу взгляд и вижу только самое основание сахарницы. А теперь смотрю
на нее пристально и вижу сахар, белый и желтый от попавшей туда заварки.
Сахарница всюду присутствовала в моем видении - как то, чему принадлежит
белое основание, как посуда с дырой, как фон и вместилище для сахара.
Видимо, такое постоянство заставило Хайдеггера [4, с.36-39] сказать, что мы
обладаем не представлениями о вещах, а самими вещами. Хотя, конечно, трудно
представить себе обладание вещами - мы ведь не держим сахарницу "в уме".
Однако представим, что эта сахарница оказалась в непривычном для нее
окружении - на дне протекающей байдарки, например. Тогда вполне возможна
замена "дай скорее эту кружку/миску/ плошку..." Сахарница исчезнет, а скажи
нам, что мы, оказывается, черпали воду сахарницей - мы не поверим. Пропала
ли вещь? Нет, изменилась лишь ее функциональная взаимосвязь с окружающим -
смысл.
Следовательно, вещь дается нам не в конкретности своего значения. Вещь
делает вещью ее эйдетическая уникальность, а это-то как раз подвержено
ситуативной замене. В нашем видении остается только "вещность" как
скрепляющее единство - но не является ли она попросту трансцендентальным
условием любого видения? Тогда можно предположить, что "вещность"
обязательно несет в себе предполагаемый смысл - необходимость
функциональной связи значения с другими значениями ситуации, контекстом.
Из приведенного примера видно, что мы не воспринимаем вещи как
значения-эйдосы. Иначе мы не смогли бы увидеть "одну и ту же" для
постороннего наблюдателя вещь как разные значения. Следовательно, сами
значения не поддаются непосредственному усматриванию, они даны нам в
конкретной объемлющей категории - смысле. Смысл "сахарницы" в байдарке -
черпало, смысл ее на кухонном столе - вместилище сахара, смысл ее в
коллекции сахарниц - фарфор того или иного мастера. Эта вещь становится
"заметна" нам как сахарница только на уровне наиболее частого ее
употребления, на "базовом" уровне (Рош, Лаков). Это заставляет нас
предпочитать имя "сахарница" как буквальное. Однако высокая частотность -
отнюдь не повод к тому, чтобы онтологизировать этот смысл!
Смыслы шире, чем вещь
Когда мы говорим, что любуемся картиной, мы уже изменяем буквальности. Что
представляет собой картина как вещь? Доски, на которые натянут холст, на
холсте положены краски, образующие цветовые пятна разной величины и
насыщенности. Однако именно этого мы обычно не замечаем, поскольку научены
видеть другое2).
Другое - это сам рисунок. Но что такое рисунок? Разве он есть
непосредственно, как вещь? Я помню, как мы стояли однажды перед картиной
Боннара и считали, сколько на ней собак. На первый взгляд, собак там вообще
не было. Но вдруг мой друг заметил где-то на краю картины собаку. Это
заставило нас заинтересоваться, приглядеться и напрячь внимание. Вскоре
одну за другой мы нашли еще пять собак! Сейчас я спрашиваю себя: были ли
это собаки, а не волки или койоты? Я не могу дать ответ, потому что не
обращал на это внимания. А строго говоря, и не мог обратить: на той
картине, возможно, не было шести собак. Их создало мое внимание, нацеленное
на то, чтобы этих собак увидеть.
Итак, мы уверены, что рисунок представляет собой вещь, которую можно
разглядывать, изучать и т.д. В процессе разглядывания рисунка мы разбиваем
его на набор значений, связанных определенным смыслом, подобно тому, как
недавно выделяли в сахарнице ручку, отверстие... При этом рисунок отличен
от вещи, являющейся его материальным носителем.
Вправе ли мы говорить о рисунке как о вещи, если он в материальном плане
несамостоятелен? Да, потому что в плане значения он самостоятелен, что
подтверждается языковым употреблением. Следовательно, под "вещью" не
следует понимать что-либо вещественное, принадлежащее некоему истинному
Миру. Но вещь не является и чем-то данным феноменально, в индивидуальном
мире - мы выяснили, что даны нам связи вещей, смыслы. Следовательно, та
"вещность", которую мы ощущаем, есть условие нашего видения. А конкретность
нашего видения (когда мы все время видели одну и ту же сахарницу) вызвана
тем, что вещность требует означивания, интендирования значения.
Интенциональность запрещает нам возможность "пустого" видения. Однако, как
мы показали, наряду с интендируемой темой видения (значением), мы
схватываем целое поле вовлеченных в смысловые связи с темой значений -
смыслы видения.
Значит, видение шире, чем значение, хотя и направлено на значение. Это
значение - фикция, в том смысле, что не вызвано никакой Вещью (подобно
увиденным собакам).
Как существуют смыслы и значения?
Для Фреге объективное существование смыслов было очевидно в силу личного
опыта понимания других мыслителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
сознании и событии. Затем мы попробуем прояснить связку знание-понимание.
В этой работе очень много примеров. Возможно, это самая ценная ее часть,
поскольку именно хорошие примеры позволяют поставить правильные вопросы.
Смысл
Говоря о смысле и значении, мы хотели бы ориентироваться на одноименную
работу Г. Фреге [3]. Однако для Фреге значение было непосредственно связано
с вещью, поэтому видение вещи обязательно приводило к актуализации -
единственного! - характеризующего его значения.
Научимся отличать видимое от вещи. Ведь глядя на одну и ту же вещь, я вижу
ее по-разному.
Пускай я смотрю на сахарницу. Вот я фокусирую на ней взгляд и вижу уходящую
внутрь воронку, которая меня пугает. Также я замечаю что-то розовенькое на
боку.
Вот я увожу взгляд и вижу только самое основание сахарницы. А теперь смотрю
на нее пристально и вижу сахар, белый и желтый от попавшей туда заварки.
Сахарница всюду присутствовала в моем видении - как то, чему принадлежит
белое основание, как посуда с дырой, как фон и вместилище для сахара.
Видимо, такое постоянство заставило Хайдеггера [4, с.36-39] сказать, что мы
обладаем не представлениями о вещах, а самими вещами. Хотя, конечно, трудно
представить себе обладание вещами - мы ведь не держим сахарницу "в уме".
Однако представим, что эта сахарница оказалась в непривычном для нее
окружении - на дне протекающей байдарки, например. Тогда вполне возможна
замена "дай скорее эту кружку/миску/ плошку..." Сахарница исчезнет, а скажи
нам, что мы, оказывается, черпали воду сахарницей - мы не поверим. Пропала
ли вещь? Нет, изменилась лишь ее функциональная взаимосвязь с окружающим -
смысл.
Следовательно, вещь дается нам не в конкретности своего значения. Вещь
делает вещью ее эйдетическая уникальность, а это-то как раз подвержено
ситуативной замене. В нашем видении остается только "вещность" как
скрепляющее единство - но не является ли она попросту трансцендентальным
условием любого видения? Тогда можно предположить, что "вещность"
обязательно несет в себе предполагаемый смысл - необходимость
функциональной связи значения с другими значениями ситуации, контекстом.
Из приведенного примера видно, что мы не воспринимаем вещи как
значения-эйдосы. Иначе мы не смогли бы увидеть "одну и ту же" для
постороннего наблюдателя вещь как разные значения. Следовательно, сами
значения не поддаются непосредственному усматриванию, они даны нам в
конкретной объемлющей категории - смысле. Смысл "сахарницы" в байдарке -
черпало, смысл ее на кухонном столе - вместилище сахара, смысл ее в
коллекции сахарниц - фарфор того или иного мастера. Эта вещь становится
"заметна" нам как сахарница только на уровне наиболее частого ее
употребления, на "базовом" уровне (Рош, Лаков). Это заставляет нас
предпочитать имя "сахарница" как буквальное. Однако высокая частотность -
отнюдь не повод к тому, чтобы онтологизировать этот смысл!
Смыслы шире, чем вещь
Когда мы говорим, что любуемся картиной, мы уже изменяем буквальности. Что
представляет собой картина как вещь? Доски, на которые натянут холст, на
холсте положены краски, образующие цветовые пятна разной величины и
насыщенности. Однако именно этого мы обычно не замечаем, поскольку научены
видеть другое2).
Другое - это сам рисунок. Но что такое рисунок? Разве он есть
непосредственно, как вещь? Я помню, как мы стояли однажды перед картиной
Боннара и считали, сколько на ней собак. На первый взгляд, собак там вообще
не было. Но вдруг мой друг заметил где-то на краю картины собаку. Это
заставило нас заинтересоваться, приглядеться и напрячь внимание. Вскоре
одну за другой мы нашли еще пять собак! Сейчас я спрашиваю себя: были ли
это собаки, а не волки или койоты? Я не могу дать ответ, потому что не
обращал на это внимания. А строго говоря, и не мог обратить: на той
картине, возможно, не было шести собак. Их создало мое внимание, нацеленное
на то, чтобы этих собак увидеть.
Итак, мы уверены, что рисунок представляет собой вещь, которую можно
разглядывать, изучать и т.д. В процессе разглядывания рисунка мы разбиваем
его на набор значений, связанных определенным смыслом, подобно тому, как
недавно выделяли в сахарнице ручку, отверстие... При этом рисунок отличен
от вещи, являющейся его материальным носителем.
Вправе ли мы говорить о рисунке как о вещи, если он в материальном плане
несамостоятелен? Да, потому что в плане значения он самостоятелен, что
подтверждается языковым употреблением. Следовательно, под "вещью" не
следует понимать что-либо вещественное, принадлежащее некоему истинному
Миру. Но вещь не является и чем-то данным феноменально, в индивидуальном
мире - мы выяснили, что даны нам связи вещей, смыслы. Следовательно, та
"вещность", которую мы ощущаем, есть условие нашего видения. А конкретность
нашего видения (когда мы все время видели одну и ту же сахарницу) вызвана
тем, что вещность требует означивания, интендирования значения.
Интенциональность запрещает нам возможность "пустого" видения. Однако, как
мы показали, наряду с интендируемой темой видения (значением), мы
схватываем целое поле вовлеченных в смысловые связи с темой значений -
смыслы видения.
Значит, видение шире, чем значение, хотя и направлено на значение. Это
значение - фикция, в том смысле, что не вызвано никакой Вещью (подобно
увиденным собакам).
Как существуют смыслы и значения?
Для Фреге объективное существование смыслов было очевидно в силу личного
опыта понимания других мыслителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84