.. – прохрипел он, кинув взгляд на светящееся табло. – Могли и слышать. Когда-то, давным-давно, работал на телевидении. "Золотой век телевидения"... Оно еще черно-белое, а я – в то время режиссер – делал передачи из Нью-Йорка живьем. – Он взглянул на нее. – Полагаю, слышали обо мне, когда играли погремушками в своем манеже.– Представьте, мне не разрешали смотреть телевизор до шестнадцати лет. Мои родители – учителя. Они словесники.– Уверяю вас, не много потеряли, – заметил он. – "Кукла, Мишутка" – куда ни шло. Остальное – так себе, Впрочем, с нынешними шедеврами даже сравнивать не буду."Идите" вспыхнуло на табло. Все пошли, они тоже.– Вспомнила, – сказал она, улыбнувшись. – Вы ставили пьесу, в которой главную роль играла Теа Маршалл.Он запнулся, затормозил... Уставился на нее. Она тоже остановилась.– Я видела пленку с записью в музее радио и телевидения, – сказала она. – В прошлом году. Между прочим, мне много раз говорили, что я на нее похожа. – Они стояли на проезжей части. Пешеходы обходили их, торопясь пересечь широченное авеню. – А мы рискуем расстаться с жизнью! – заметила она.Зашагали...А вы действительно очень похожи на нее, – сказал он. – Даже голос.– Сама я так не считаю, – возразила она. – Ну только если чуточку, самую малость. – Они уже шли по тротуару как вдруг она остановилась и посмотрела на него. – Оказывается, вы поэтому шли за мной...Он кивнул. Седая его грива взметнулась.– Не переживайте. Я вам не собираюсь мозолить глаза, – заметил. – Просто хотел рассмотреть вас получше. Наверно, думаете любовь... Единственная и неповторимая. Нет. Просто она... мы работали вместе... несколько фильмов.Подошли к дому. Не доходя до подъезда, она спросила:– Почему она умерла?– Перелом шейных позвонков... Упала с лестницы.Она вздохнула, покачала головой.Швейцар заторопился. Распахнул двери. Был он высокий, костлявый, средних лет, в очках.– Давай, Уолт! – сказал Сэм Эйл.Уолт взял у нее сумки. Она представилась.– Кое-что у Фельдмана надо купить, – сказал Сэм Эйл. – Тогда в музее какую пленку видели?– Что-то там в бунгало, на пляже... – ответила она. – С Полом Ньюменом, – добавила: – Ему там, кажется, лет двадцать.– "Плененный Наутилус"...– Совершенно верно.Он кивнул.– Это по пьесе Теда Мозеля "Стальной час". Она там неплохо сыграла.– Великолепно! Вообще все хорошо играют. Фильм растрогал меня до слез. Режиссерская работа тоже прекрасная.– Спасибо, – сказал он. Улыбнулся ей. – До свиданья. – Повернулся и зашагал прочь.– До свиданья, – сказала она вслед, провожая его взглядом.Энергичная походка... Выцветшая блуза, джинсы, черные теннисные туфли. Видимо, понадобилось что-то для дома, для хозяйства. Магазинчик "Тысяча мелочей" – через дом от их "щепки"…Ну что ж!.. А ей – в свою новую квартиру. Уолт в серой униформе стоял, навалившись на дверь, широко распахнутую. Смотрел на нее. Обе ее сумки в одной руке.– Извините меня, – сказала она. Прошла мимо него в вестибюль и сразу к левому лифту – кабина внизу, створки распахнуты. На ходу достала кошелек.Он занес сумки в лифт, поставил на пол рядом с дверями.– Спасибо вам, – сказала она, улыбнулась и протянула руку.Он – длинный, лицо в глубоких морщинах, в стеклах очков отражаются огоньки – взял ее руку.– Благодарю вас, мисс Норрис.Вот это баритон! И не подумаешь, глядя на его в общем-то хилую конструкцию...– Приятно, что вы теперь в нашем доме. – Отпустил ее руку, отступив назад.– Спасибо, Уолт. Я тоже рада, – сказала она и нажала кнопку 20.Створки сомкнулись.Подняв голову, смотрела на мелькающие цифры-этажи.Сэм Эйл... Интересный человек. Занятный... Шестьдесят пять. Не меньше.Позвонила предкам. Поговорила с Бобом и Кассом. Сообщила, что уже перебралась в новую квартиру и что все в лучшем виде. Постояла у окна. Смотрела на россыпь мерцающих окон небоскребов у реки и ела клубничный йогурт. Внизу – поток машин. Машинки малюсенькие, словно игрушечные. Сдвинула к центру створки окна – несколько сантиметров справа, столько же слева. Гул трафика... Шум большого города. Не раздражает! Даже приятно. На старой квартире, между прочим, – вечное рычание, урчание, потому что третий этаж. Безусловно, никакого сравнения!..Перемыла посуду. Вставила в портативный проигрыватель кассету – Джон Гилгуд читает "Домби и сын". Отчего это так не по себе? Нужно все-таки заняться делом! Пошла в спальню и стала распаковывать коробки.Кэй Норрис с ее медно-карими глазами – думал, что зеленые, но такие даже приятнее – так вот, Кэй Норрис с ее кожей... какая же у нее кожа? – с ее кожей-сливками, с собольими волосами, даже она, Кэй Норрис, "грудки и ватничек, попочка и джинсики", развешивающая на Распялках платьица, складывающая аккуратно свои вещи по ящичкам, наскучила до чертиков. Джон Гилгуд шпарит "Домби и сына"... Ну, это вообще!"2" оставляем, звук на "1" убираем...Отпивая по глотку джин с тоником, он прошелся взглядом по мониторам, покачиваясь вправо-влево на вращающемся кресле.Грусть-тоска! Кого-то черт унес на целый вечер, кого-то "бабье лето" выгнало из дома на весь уик-энд. А эти домоседы?.. Кто на кухне, кто в ящик уткнулся, кто читает.Грюны... Никак не могут договориться, подавать ли друг другу сигналы, когда сядут за бридж. Так-так! Картишки намечаются... Дейзи – против, Глен – за. Остановка за малым... Ждут Фрэнка и его невесту.Руби возится с "Поляроидом" – делает Джинджер, кадр за кадром.Марк явился с цветочками. Трогательно!.. Но до ночи еще далеко.Тип из Йошивары накрывает журнальный столик на двоих. Кэй?.. На корточках... Расставляет свои туфельки в стенном шкафу. Оба копошатся. Каждый в своем культурном слое. Дивно!..Послушал разговор Стефана с кочегаром из Цинцинатти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57