И они вернулись. Андрею же эти забывчивость и беспамятство непростительны: сколько ходил возле дома, открывал и закрывал калитку, слушал по вечерам, как шумит на ветру в палисаднике сосна, а вот ни разу не скользнул взглядом к ее вершине, не вспомнил, что там на тележном колесе, неподвластное никаким ветрам и бурям, цепко укрепилось гнездо аистов.
Колесо это сам же Андрей и устанавливал в юношеские свои предвоенные годы. Старое, закрепленное на вершине сосны еще дедом Матвеем, провисло спицами и ободом и могло в любой момент обломиться и упасть, увлекая за собой гнездо – вольное жилище аистов. И вот поздней, уже почти предзимней осенью, когда гнездо опустело, отец решил поменять колесо. Вдвоем с Андреем они привезли с колхозного двора тележное, непригодное в ходу, но еще довольно крепкое колесо, подремонтировали его в повети и кузнице и принялись затаскивать на сосну. По сучьям, раскидистым веткам и золотисто-чешуйчатому стволу полез туда Андрей. Главное было – установить новое колесо, не порушив гнезда. Аисты к этому очень чутки. Существует даже легенда, что если кто разрушит гнездо аистов, то они непременно отомстят разрушителю, принесут в клюве горящий уголек и подожгут его дом.
Андрею с отцом затея удалась. Вначале они чуть приподняли на веревках и перекладинах гнездо, а потом установили новое колесо, предварительно подрезав под ступицу смолянисто-живую вершину. Вот где пригодились сила и ловкость Андрея, вот где он по-настоящему почувствовал, что не боится никакой самой головокружительной высоты, а, наоборот, только радуется ей: с такой высоты были видны далеко окрест сосновые боры и молодые ельники, луга и луговые озера, уже зеленеющие озимой рожью поля и темно-голубая ленточка реки, которая причудливо петляет между лесами, озерами и полями. С земли всего этого не увидишь. После множество раз в чужих краях, прыгая с парашютом, Андрей вспоминал первое это свое поднебесное видение и не находил ему равных.
Отец, большой выдумщик на имена и прозвища, и с аистами не устоял, обозначил каждого. Аиста он звал Товарищем, а аистиху Подругой. В его устах это звучало ничуть не насмешливо или снисходительно, а, наоборот, как-то красиво и гордо. Бывало, в последние перед Благовещеньем дни он, приходя поздно вечером с работы, спрашивал Андрея:
– Ну что, Товарищ еще не прилетел?
И как же радостно было Андрею сообщать, что – да! – прилетел и Товарищ, и его Подруга, уже ремонтируют гнездо, носят с поймы сухой очерет, а из леса мох и прочий дровяной строительный материал.
Всей семьей они в такие вечера выходили на крылечко, подолгу до самой темноты смотрели, как аисты обустраивают свое немного обветшавшее за метельно-морозную зиму жилище, слушали их сказочные повести о чужедальних краях, об опасном перелете через море.
Аисты были частью их семьи, ее надежной охраной и стражей. Какую бы работу по дому или огороду ни затевали отец с матерью и Андреем, аисты всегда были где-нибудь неподалеку: то бродили по молодым житам, то важно расхаживали по луговой пойме, то чутко несли стражу на вершине сосны. Вообще, аисты больше любых иных птиц привержены к людям, селятся рядом с их жилищами и всегда возвращаются из отлета в полюбившееся им место. Если же люди покидают свои жилища, то вслед за ними уходят и аисты.
Так ли случилось и здесь, в Кувшинках, Андрей не знает: отдалились ли аисты после Чернобыля или по-прежнему каждый год прилетали, словно на пепелище, недоумевая, как это может случиться, что дома и подворья стоят, а людей нигде нет, как будто все в одночасье вымерли от какого-нибудь морового поветрия.
Но сегодня аисты вернулись. И Андрей, приветствуя их, Товарища и Подругу, совсем по-свойски, как давним знакомым, сказал:
– Ну что, птицы, будем жить?!
Аисты вначале, насторожились, а потом, может быть, даже узнав Андрея, законного и единственного теперь наследника и хозяина подворья, зашлись в ответном отрадном клекоте.
После такого счастливого свидания Андрей возвращаться в дом не стал, а тут же на виду у аистов принялся хлопотать по хозяйству, обустраивая свое порушенное за годы скитаний и странствий подворье (аисты за эти годы могли многократно перелететь все существующие на земле моря и океаны и вернуться назад).
Дел на сегодня у Андрея было не так уж чтоб и много, но все важные и самые необходимые. Во-первых, надо было дообследовать омшаник, чердак и погреб, а во-вторых, скосить и сжечь на огороде старый бурьян, чтоб через день-другой, когда земля немного подсохнет, начать потихоньку вскапывать клинышек-латочку под просо. Было у Андрея и еще одно желание. Хотелось ему, перебрав и отремонтировав велосипед, проехаться по окрестным лесам, по речному залитому еще пока талой водой побережью, чтоб приобщить их и как бы прирезать к своим владениям.
Работа заспорилась. В омшанике, правда, Андрей побыл недолго. С десяток ульев и колод там стояло, на стенках висели рамки, охранные сетки (в том числе и Андреева, мальчишеская), обнаружился даже дымарь, но все было рассохшимся, утлым и напоминало, скорее, музейные экспонаты, чем живые, пригодные к жизни и работе орудия и инвентарь. Ни одна пчела в такие колоды и ульи не полетит, жить в них не станет. Тут уж, если возрождать пасеку, так надо браться за все основательно и с самого начала: мастерить новые ульи, рамки, обзаводиться новым дымарем и сеткой. Этой весной Андрей вряд ли с пасечными, пчелиными делами сладит. Нет у него ни подходящих, хорошо просушенных досок, ни вощины, ни столярного клея, забыт и пчеловодческий навык, чего уж тут себя обманывать. Но, главное, нет пчелиной семьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104