Le mythe et 1'homme. Paris:
Gallimard, 1972. P. 109.
42 Его описание может быть без насилия отнесено и к процитированному
эпизоду из "Старухи":
В ночи всегда существует такой момент, когда один зверь слышит другого
зверя. Это другая ночь. Она совсем не страшна; она не говорит о
чем-то необыкновенном и не имеет ничего общего с привидениями и трансами.
Она -- просто придавленный шепот, шум, который едва отличим от тишины,
сыпучий песок молчания. <...> Другая ночь всегда другая, и тот, кто
чувствует ее, становится другим. Тот, кто к ней приближается, отдаляется от
себя самого, тот, кто приближается, -- это уже не он, он уходит, он
приближается и отдаляется одновременно (Blanchot Maurice. L'espace
litteraire. Paris: Gallimard, 1955. P. 223-224).
43 Foucault Michel. Op. cit. P. 534.

126 Глава 4
либо, надо знать слова, которые надо написать. <...> Я вижу всю мою
комнату, но не сбоку, не сверху, а всю сразу, зараз. <...> Я вижу перед
собой печку. В темноте она выглядит темно-зеленой. Я закрываю глаза. Но
печку видеть продолжаю. <...> Глаза у меня закрыты, но я моргаю, не открывая
глаз. <...> Я вижу свою комнату и вижу себя, лежащего на кровати. Я покрыт
одеялом почти с головой. Едва только торчит лицо. В комнате все серого
цвета. Это не цвет, это только схема цвета. <...> -- Заснул, -- слышу я
голос (ПВН, 444).
Рассказчик телесно, пространственно совпадает с самим собой, но
расслаивается во времени. Его глаза и открыты, и закрыты одновременно. Он и
спит, и проснулся. Чередования засыпаний и пробуждений, из которых
складывается сюжет "Утра", создает некий временной зазор. На кушетке лежит
единое тело, но существующее в разных временных измерениях.
Раздвоенность в какой-то момент принимает форму самосозерцания через
окно, двойник в окне разглагольствует с дворником о временной
последовательности и причинности (нужно знать слова, прежде чем их
написать)44.
Постепенно нарастающая диссоциация -- герой теперь занимает позицию, не
совпадающую ни с какой конкретной точкой зрения, -- приводит к
абстрагированию видимого. Цвет заменяется схемой цвета. Субъективность
окончательно уходит в "другую ночь".
9
Сон имеет для Хармса большое значение именно потому, что он маркирует
отсутствие воспринимающего сознания, субъективности. Время сновидения -- это
особое время, переживаемое в отсутствие. "Отсутствие" субъекта ставит
целый ряд вопросов. Если время -- лишь форма апперцепции, как утверждал
Кант, то отсутствие субъекта должно радикально сказаться и на характере
времени, оно как бы должно "исчезнуть". Вспомним, как Хармс описывает
пробуждение рассказчика:
Я зажег лампу и посмотрел вокруг. Все было по-прежнему. Но ничего и не
должно было измениться в моей комнате. Должно измениться что-то во мне.
Тот факт, что в комнате все по-прежнему после пробуждения, специально
отмечается Хармсом. В комнате "ничего и не должно было измениться" потому,
что время здесь во время сна рассказчика остановлено. "Должно измениться
что-то во мне" означает, что время изъято из внешнего пространства и целиком
перенесено в область внутреннего.
______________
44 Диссоциация здесь напоминает ту, что возникает в результате падения.
См. главу о падении.

Время 127
Сон создает такую ситуацию в хармсовском мире, когда то внутренний, то
внешний слой оказываются включенными в существование. Более того, потому,
что сон позволяет осуществлять реверсию времени, субъект может в такие
минуты как бы жить вспять.
Я продемонстрирую хармсовскую "работу сновидения" на двух примерах.
Первый -- стихотворение "Постоянство веселья и грязи" (1933). Оно
строится на противопоставлении неотвратимого хода времени, уничтожающего все
на своем пути, и неизменного образа "дворника с черными усами", который
всегда стоит "под воротами". Этот хорошо знакомый нам российский дворник
дается Хармсом как образ сновидения:
...и гаснет в небе свет.
И птицы уже летают в сновиденьях.
И дворник с черными руками
стоит всю ночь под воротами...
(ПВН, 157)
Кстати, в "Утре" дворник уже фигурировал как знак сновидения.
Дворник возникает в стихотворении на склоне дня, с наступлением ночи.
Движение времени, однако, как и в иных текстах Хармса, продолжается, но
сновидение остается как бы на точке замерзания времени, вне временного
потока:
Проходит день, потом неделя,
потом года проходят мимо,
и люди стройными рядами в своих могилах исчезают.
А дворник с черными усами стоит года под воротами...
(ПВН, 157)
Второй пример -- двенадцатый случай, "Сон". Он напоминает историю
столяра Кушакова, на которого падают кирпичи, изменяя его до неузнаваемости,
но в данном случае герой текста Калугин трансформируется не под воздействием
падений, а в результате "работы сновидения".
Калугин заснул и увидел сон, будто он сидит в кустах, а мимо кустов
проходит милиционер (ПВН, 367).
Калугин просыпается, снова засыпает и каждый раз видит сон с теми же
компонентами, но по-разному между собой связанными. И наконец, Калугин
засыпает и спит четыре дня и ночи подряд...
...и на пятый день проснулся таким тощим, что сапоги пришлось
подвязывать к ногам веревочкой, чтобы они не сваливались. В булочной, где
Калугин всегда покупал пшеничный хлеб, его не узнали и подсунули ему
полуржаной (ПВН, 367) и т. д.
Трансформации компонентов в сновидении по-своему отражаются на всей
физике калугинского тела, которое как бы подвергается гротескной
метаморфозе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185