Пр
авда, Кафф тиранил свою заложницу сильнее обычного, но делал это соверше
нно непоследовательно: он то удерживал ее около себя, то, наоборот, прогон
ял прочь. Ночью она страдала, а днем томилась без дела. Я не раз замечал это,
когда мне приходилось подниматься на верхний этаж, чтобы прихватить что
-нибудь съедобное. Пока Батис нес караул на балконе, Анерис наводила поря
док в комнате. У нее были весьма своеобразные представления о том, как дол
жны располагаться предметы. Полки казались ей местами ненадежными, и она
ими пренебрегала. Ей нравилось расставлять вещи на полу плотными рядам
и и закреплять каждую сверху камешком.
Когда я освобождал ее, мы прятались где-нибудь в лесу. Малыши несколько р
аз заставали нас вместе, но, по правде говоря, не обращали на нас внимания.
Всем известно, что по глазам детей можно прочитать их мысли. Им свойствен
но принимать как должное то, что они видят, а не следовать заученным истин
ам. Невиданное раньше просто кажется им новым, а вовсе не странным. Когда м
не это удавалось, я потихоньку старался понять отношение Анерис к малышн
е: оно было практически безразличным. Она просто воспринимала их как доп
олнительное неудобство. Они могли бы стать связующей линией между ней и
ее сородичами, могли бы вызвать у нее воспоминания и принести ей новости
из ее мира. Однако Анерис не проявляла к ним ни малейшего интереса и удел
яла им столько же внимания, сколько человек Ц муравьям. Однажды я увидел
, как она ругала Треугольника. Если малышня вообще была назойливой, то эт
от стоил целой дюжины. Она распекала его, а проказник преспокойно говори
л ей одно и то же, словно был глух к ее брани. Эта способность моего подопеч
ного всегда казалась мне исключительно ценным свойством, но она считала
ее худшим из недостатков. Любому стороннему наблюдателю было ясно, что я
рость Анерис была направлена вовсе не на бедного малыша, а против ее соро
дичей. Она отреклась от них, так же как я отрекся от людей. Дело было именно
в этом. Нас отличало только то, что Анерис и омохитхов разделяло совсем не
большое расстояние, тогда как люди были от меня бесконечно далеко.
Зачем я задавал вопросы, на которые невозможно найти ответа? Я был жив. Мен
я уже давно могло не быть на этом свете, а я жил. Надо удовлетвориться этим
и не просить большего. Чудовища давно могли бы разорвать меня в клочья, и м
ой труп разлагался бы на дне Атлантического океана. И тем не менее я наход
ился рядом с ней и мог ласкать ее, не зная ограничений, забыв обо всем. Одна
ко мои попытки стать ей ближе каждый раз заканчивались неудачей.
Мог ли я удивляться этой настороженности, зная, как она жила на маяке рань
ше? Как бы то ни было, ее отношения с этим человеком переплетались с моими.
Более того, сначала я даже стал соучастником его жестокости. С другой сто
роны, без сомнения, никто не удерживал ее на маяке силой. Казалось, она не и
спытывала к Каффу ни ненависти за совершенное над ней насилие, ни благод
арности за предоставленную защиту. Словно этот ограниченный человек, к
оторый грубо овладевал ею, унижал ее и бил, был просто неизбежным злом и не
более того.
Любовные ласки приоткрывали какую-то иную дверь, я читал это на ее лице. О
на смотрела на меня словно через толстое стекло, с выражением, которое ле
гко можно было спутать с нежностью. Эти всплески желания, несмотря на всю
их убогость, все же немного приближались к какому-то подобию любви. Но эт
о был только мираж. Даже под пыткой она бы не стала отвечать мне лаской. Ко
гда я пытался начать с ней разговор с откровенностью, достойной нашей уч
асти двух самых одиноких на планете любовников, когда обнимал ее слишко
м крепко, глаза Анерис затуманивались, как у умирающей птицы.
Однако не стоило даже пытаться описать нашу жизнь, она не следовала ника
кому сценарию; маяк принадлежал к области непредсказуемого, и наша исто
рия потекла далее по очень извилистому руслу.

15

Однажды малыши не появились в обычный час. Ближе к полудню, когда стало оч
евидно, что они уже не придут, Треугольник расположился на скале, как орле
нок, и стал пристально смотреть на океан. Но его тревога длилась недолго. В
скоре он уже обнимал мое колено и извивался всем телом. Таким образом про
казник выражал свое нетерпение, когда ему хотелось играть.
Больше всех переживал по поводу исчезновения малышей я. Они были единст
венной отдушиной на этой обожженной порохом земле. Анерис пребывала в св
оем обычном непроницаемом молчании. Батис ощущал прилив энергии, он был
счастлив, что могло показаться странным. Но таковым не являлось. Хотя Каф
ф никогда бы в этом не признался, он понимал, что малыши были каким-то сигн
алом. Сейчас, когда они исчезли, его порядок восстанавливался. И точка. Ем
у не приходило в голову, что вслед за исчезновением малышей могло произ
ойти какое-то новое событие.
Я наблюдал за ним, когда он раскладывал боеприпасы, устраивал новые загр
аждения, готовил новое оружие. Батис соорудил из пустых консервных бано
к некое подобие органа, в трубы которого положил оставшиеся сигнальные р
акеты, чтобы стрелять ими, как снарядами. Он много болтал и даж
е смеялся. Возможность обстрелять нападающих разноцветными ракетами ч
резвычайно его вдохновляла. Кафф шутил по этому поводу, но меня нискольк
о не радовал его черный юмор.
Это было воодушевление умирающего. Выиграть битву мы не могли. Держаться
до последнего патрона, возможно, оправдывало его понимание жизни, но ник
огда бы ее не спасло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68