У меня не хватило духа даже ответить ему. Я сел на стул, положил винтовку п
оперек колен, закрыл голову руками и заплакал, как ребенок. Напротив меня
оказалась животина. Против обыкновения, она тоже сидела на стуле Ц опер
шись на стол, чуждая происходящему. Ее взгляд следил за Батисом на балкон
е, за выстрелами, за моим плачем, за штурмом маяка. Однако это был взгляд со
стороны, подобный тем, которые направляют в сторону батального полотна
посетители картинной галереи.
Я вложил в борьбу свои храбрость, энергию и ум, все, до последней капли. Я ср
ажался с ними безоружный и вооруженный, на суше и на море, в открытом поле
и укрытый в крепости. Но они возвращались каждую ночь, их становилось все
больше и больше, смерть собратьев не волновала их. Батис продолжал стрел
ять. Но это сражение уже было не для меня. «О Господи, Ц сказал я себе, разм
азывая слезы по лицу, Ц что еще мог бы сделать разумный человек в моем по
ложении, что еще? Что мог бы сделать самый решительный, самый рассудитель
ный из всех людей на земле, чего еще не сделал я до сих пор?»
Я посмотрел на свои ладони, мокрые от слез, потом на животину. Два дня наза
д плакала она, а теперь довелось заплакать мне. Слезы размягчили не тольк
о тело. Воспоминания закружились в свободном полете, и память воскресил
а давнишнюю сцену.
Однажды я стоял перед зеркалом, любуясь собой с непонятным для взрослых
тщеславием подростка. Мой наставник спросил, кого я видел в зеркале. «Себ
я самого, Ц ответил я, Ц молодого парня». «Правильно», Ц сказал он. Пото
м надел на голову фуражку от английской военной униформы Ц не представл
яю себе, откуда он ее достал, Ц и спросил: «А теперь?» «Английского офицер
а», Ц засмеялся я. «Нет, Ц возразил он, Ц я не спрашиваю о профессии это
го человека, я хочу знать, кого ты видишь». «Себя самого, Ц сказал я, Ц с а
нглийской фуражкой на голове». «Это не совсем правильно». Ц Он не удовле
творился моим ответом. Любую мелочь этот человек превращал в одно из уп
ражнений, иногда таких занудных. Я простоял с ненавистной фуражкой на го
лове до самого вечера. Мой наставник не разрешил мне снять ее, пока я не о
тветил ему: «Я вижу себя самого, просто себя».
Мы с животиной смотрели друг на друга всю ночь. Кафф отстреливался, а мы об
менивались взглядами с противоположных концов стола, и я уже не знал, ни к
ого я вижу, ни кто на меня смотрит.
На рассвете Батис обращался со мной с презрением, которого достойны дезе
ртиры. Утром он отправился на прогулку. Как только он вышел, я поднялся на
верхний этаж. Животина спала, свернувшись калачиком в углу кровати. Она б
ыла раздета, но в носках. Я схватил ее за руку и посадил за стол.
Вернувшись в полдень, Батис увидел человека, охваченного горячкой.
Ц Батис, Ц сказал я, гордясь собой, Ц угадайте, что я сегодня делал?
Ц Теряли время попусту. Мне пришлось чинить дверь одному.
Ц Идите со мной.
Я взял животину за локоть, Батис шел за нами на расстоянии одного шага. Ка
к только мы вышли с маяка, я усадил ее на землю. Кафф стоял недалеко от меня
с невозмутимым видом.
Ц Посмотрите, что будет, Ц сказал я.
Я стал собирать дрова: одно полено, два, три, четыре. Однако четвертое поле
но я нарочно уронил на землю. Это был, конечно, спектакль. Я поднимал одно п
олено, а другое в это время выскальзывало у меня из рук. Ситуация повторял
ась снова и снова. Батис смотрел на меня и вел себя в свойственной ему мане
ре: он ничего не понимал, но не прерывал меня. «Ну, давай же, давай», Ц дума
л я. Утром, когда Каффа не было, я уже произвел этот опыт. Но сейчас он мне не
удавался. Батис смотрел на меня, я Ц на животину, а она Ц на поленья.
Наконец она засмеялась. По правде говоря, требовалась некоторая доля во
ображения, чтобы счесть эти звуки тем, что мы обычно означаем словом «сме
х». Сначала у нее начало клекотать в груди. Рот животины оставался закрыт
ым, но мы уже слышали резкие всхлипы. Потом она чуть приоткрыла рот и дейс
твительно засмеялась. Сидя по-турецки, она качала головой направо и нале
во, шлепала себя по внутренней стороне икр и то склоняла туловище вперед,
то возводила глаза к небу. Ее груди сотрясались в такт смеху.
Ц Вы видите? Ц сказал я, торжествуя. Ц Вы видите? Что вы думаете по этому
поводу?
Ц Что мой Камерад не может удержать четыре полена сразу.
Ц Батис! Она же смеется! Ц Я выдержал паузу, давая ему время осмыслить пр
оисходящее, но он не реагировал. Тогда я добавил: Ц Она плачет. И смеется.
Какие выводы вы можете из этого сделать?
Ц Выводы? Ц заорал он. Ц Я объясню вам, какие выводы я делаю! По-моему, мы
перебили слишком мало этих уродов, слишком мало! Мне кажется, что они разм
ножаются как тараканы. Я думаю, что очень скоро начнется новый штурм, и их
будет гораздо больше, чем в последние ночи, их будут тысячи. И для нас наст
анет последний вечер в этом мире. А вы тратите время на дурацкие трюки и с
троите из себя ярмарочного шута.
Но я думал только о ней. Почему она оставалась там, на маяке, в обществе это
го троглодита? Мне было почти ничего неизвестно о том, как она появилась н
а маяке. Однажды Батис рассказал мне, что нашел ее на песке: она лежала обе
ссиленная, как те медузы, которые находили смерть на наших берегах.
Ц И она никогда не пыталась убежать? Никогда не уплывала с острова? Ц сп
росил я. Батис не обращал на меня ни малейшего внимания. Ц Вы часто ее бье
те. Она бы должна была бояться вас. Но ей не приходит в голову убежать, хотя
возможностей у нее предостаточно.
Ц В последнее время вам в голову приходят странные мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68