И
победиша Деревляны". Малолетний Святослав не смог толком бросить копье, но
победил. Это как-то ободряет даже теперь. А может, именно теперь.
И вот так, по методу контрастной бани, окунаясь то в один, то в
другой речевой поток, возможно, мы и сами не заметим, как окажемся вовсе
не там, где есть, вовсе не с теми, кто рядом, а может и вовсе не в тех
местах, где б нам хотелось быть. Ибо, ведь теперь-то, надеюсь, ясно стало,
что речь, рассказ, повествование - это неуправляемая стихия, и куда стихия
выносит - заранее неизвестно...

ПРОГНОЗ ПО КИЕВУ
Запад фонит 0,03-0,04, пик на вечерние часы. Видимость в тоннелях
метро нулевая. Тем, кому необходимо выйти на улицу, советуем держаться
теневой стороны.
Возможны налеты татаро-монголов из Керчи, которой возвращено древнее
название Тмутарахань. Горение поверхностных вод Днепра, благодаря
северо-западному ветру, перекинулось на левобережные районы, где, к
счастью, почти не осталось жителей.
Назначенный на четверг традиционный ход мучеников по Крещатику под
сомнением в связи с приближающейся пыльной бурей.

РЕМИНИСЦЕНЦИЯ
Любой мало-мальски наделенный воображением человек, полагаю, в тот
или другой момент жизни своей мог представить себя этаким губителем
Вселенной, на худой конец пилотом, что ли, "Энолы Гей", взявшимся за рычаг
бомбосброса и глядящим с непостижимым чувством на четкие кварталы
приморского города сквозь легкую августовскую дымку. Тут закрутка такая,
что самому Достоевскому не снилась: нормальному человеку, не фанату, не
истерику, потенциально образцовому семьянину и честному работнику вдруг
дано право и подтверждено всячески разными уставами и представлениями -
убить одним махом, за секундную вспышку сотни тысяч таких же, как он!
Ведь, небось, в машине едучи, пилот этот затормозит, юзом пойдет по
дороге, спасая кошку на шоссе, ведь племянницу свою трехлетнюю с нежностью
тетешкает у себя на коленях (а внизу таких племянниц - тысячи), и все
же... И все же дергает рычаг!
А может, как раз загвоздка в том, что у него воображения этого
самого, фантазии нет ни грамма, и лишь потом, из газет узнавши и снимков
насмотревшись, он хлопает себя по лбу: да что ж это я? Да как же вышло,
что именно я?!
В микроскопической степени что-то подобное я ощутил раз летом, когда
по ходу жизни возникло у нас на чердаке и вскоре разрослось до
фантастических размеров осиное гнездо. Обычно осиное гнездо - это
окружностью с железный рубль невесомое такое упругое образование с
десятком, не более, сотовых ячеек. А тут выросло разлапое, ни на что не
похожее страшилище, овеваемое ежесекундно тучами ос и гудящее, как
трансформатор. Женщинам стало страшно забираться на чердак, и обратились
ко мне.
О насекомых хоть и знаем достаточно, но мир этот для нас изнутри
абсолютно закрыт. С собакой, иной раз, контакт больше, чем с другим
человеком, да что там - с курицей, с мышью ручной - но вот с элементарным
сверчком запечным? С пчелой, наконец, хотя известно, что пчеловода она не
жалит и вроде признает, но признание это какое-то спиритическое,
потустороннее, как к мертвому непостижимому объекту. Словом, нет у нас
чувства биологического родства даже к самым симпатичным насекомым. А тут -
осы.
И вот, закрыв лицо марлей, с баллончиком "Примы" в руке, подобный
бомбардировщику "Энола Гей", я приближался к гнезду. А оно все так же
ровно гудело, влетали и вылетали сотни ос, и, судя по всему, могучий этот
доминион осиного мира был в самом расцвете. У нас (людей) представляется,
что такие вот насекомые коллективы, вроде муравейников, роев, как бы не
имеют личностного начала, в отличие, скажем, от индивидуальной мухи,
живущей сама за себя. Они там всего лишь часть целого, ничтожная часть. Об
этом думал я, осторожно поднимая баллончик и нацеливая его в самый
эпицентр химеры.
Б-ж-ж-ж-ж! Ядовитое облако окутало Хиросиму. Я дал еще несколько
залпов по окрестностям, чтобы расширить аэрозольную завесу и пресечь
подлет новых полчищ. Также беспокоило - не набросятся ли на меня
уцелевшие. Но где там!
Мощный гул гнезда будто схлопнулся в один миг; очумелые осы
выбирались из его лабиринтов и градом сыпались вниз, влетавшие в облако
также гибли. Весь этот строй сложнейших (внутри гнезда) и, наверное, еще
более причудливых пространственных связей гнезда с миром вовне,
простиравшихся на многие километры вдаль, в один миг был порушен, и осы,
бывшие дотоле всего лишь винтиками этого государства, теперь умирали
индивидуально. Если перевести эту трагедию с насекомого на человеческий,
если возможен такой перевод, то, скорее всего, это выглядело так:
Оса, ошпаренная "Примой", тут же прекращает свою суету в гнезде. Этим
коротким замыканием она выбита из своего рабочего цикла, выключена, словно
реле огромного автомата. На пять секунд оставшейся жизни ей дано каким-то
чудом (человеческое допущение) индивидуальное сознание, отъятое от
сознания роя. Оса в эти пять секунд понимает себя как существо, как
отдельную особь, обреченную сейчас погибнуть возле непостижимой (теперь)
развалины гнезда, рядом с другими, совершенно чужими ей осами. "Что это
было? Зачем это было?" - вот такие вопросы пронеслись бы в ее гаснущем
сознании, в человеческой транскрипции всеобщего бедствия, наверное, как-то
доступной даже осе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55