приобрел кресло
на колесах; снабженное нехитрой автоматикой - поддержание определенной
высоты сиденья и сигнализация на случай внезапного обморока - кресло это
почти освободило В. от обычной неволи инвалида.
Но вот случилось так, что миниатюрный моторчик, приводивший кресло в
движение, вышел из строя; какой-то приятель В., принимавший в нем большое
участие, взялся его починить, да так и сгинул вместе с моторчиком, а
больному пришлось обратиться к наемной сиделке. В. рассказывает: это
наглая, крикливая особа, привыкшая безжалостно третировать умирающих, она
тут же уяснила своеобразие болезни В., и, прогуливая его в кресле обычным
вечерним маршрутом, нисколько не считается с ограниченным полем зрения
больного, которое не поднимается выше подвальных окон и мусорных урн.
Обычно именно это сиделка и демонстрирует несчастному В., быстро минуя его
любимый газон с розовым кустом; если же В. пытается возражать, она
становится перед ним и костит его на всю улицу, даром, что больному видны
лишь ее стройные голени да ступни в босоножках, гневно притопывающих по
ходу перебранки. Интересно, что В. еще ни разу не видел свою сиделку
целиком, так сказать, во весь рост, по правде говоря он даже никогда не
лицезрел ее, и может лишь представить облик девушки, успешно ли, нет ли,
отождествляя его с голосом, - но это занятие для утонченных натур.
Казалось бы, чего проще - отказаться от нахальной девицы, но в том-то
и сложность положения В. - он чувствует себя совершенно от нее зависимым и
не представляет иной своей жизни теперь. Все его дни отныне проходят в
переживании прошлых стычек с сиделкой и предвкушении новых. В. мнится
иногда, что его логика берет верх над вульгарным хамством красавицы (а В.
уверен, что сиделка очень красива), и ему каждый раз представляется, что
он может переубедить, преуспеть в единоборстве. Он даже ведет что-то вроде
дневника конфликтов. Единственное, что подтачивает радость В. от полноты
этих дней, это неясные слухи о том, что движок кресла потихоньку
ремонтируется, и скоро больной совершенно избавится от своего временного
ига.
В глубине души В. считает свой недуг лишь свидетельством того, что
мощные космические силы избрали его как бы передатчиком, контактором, что
ли, с какими-то им лишь ведомыми намерениями, и, когда б не
противодействие сиделки, все бы уже давно прояснилось. Но вот поди ж ты -
прогнать сиделку В. теперь уже никак не в состоянии.

МИГРАНТЫ
Ева Чижик, моя давняя симпатия, всем сезонам предпочитает осень, и
даже не просто осень, а самую позднюю, совершенно ностальгическую пору
обнажения и смерти. Я не могу представить ее иначе, как в окружении
ледяных ноябрьских туманов и свирепых предзимних заморозков, когда
невинный парковый газон становится жухлым и жестким, как щетина покойника.
Ева Чижик, на мой взгляд, даже не прочь померзнуть до известной степени,
во всяком случае в дощатой мансарде, где мы иногда снимаем комнатку для
встреч, она частенько выскакивает из-под одеяла - как я ее ни удерживаю -
и стоит у окна на фоне угрюмой сизой облачности, пока у нее от холода не
окаменеют пунцовые соски.
Ева любит осенний стиль. Ей к лицу все эти балахоны, плащи, капюшоны,
зонты, сапоги-мокроступы, непромокаемые пуховые куртки, стеганые шапки с
козырьком. Обычно она поджидает меня, укрывшись за решетчатым витражом
вокзала от резкой ледяной сечки, полосующей лужи. Ей идут холода, она
по-особому свежа и упруга, словно - не подберу другого сравнения - банан
из холодильника. Надо сказать, она никогда особенно и не разогревается,
даже после самых жарких ласк Ева на ощупь прохладна, словно наяда.
Как всякая подлинная женщина, Ева хочет, чтобы однажды понравившееся
оставалось с нею всегда. Поэтому вся жизнь Евы проходит в скитаньях, в
миграциях за зоной осени, смещающейся от севера к югу и наоборот. Иной раз
мне думается, что Ева Чижик избрала такую вот кочевую жизнь лишь потому,
что по великой случайности ей как-то выпало одеться впору именно для осени
- бывают иногда такие удачные заходы в универмаг, - а дальше она решила
просто поддерживать этот стиль, не рискуя обновлять гардероб полностью для
лета, или же для зимы, попросту дрейфуя вместе с сезоном по пространству
нашего края. Ева - кочевник, постоянный обитатель аэропортов и гостиниц,
где из-за туманов и нелетной погоды она проводит почти все время. Сумка
через плечо, маленький замшевый ридикюль, чемоданчик на роликах, зонт в
футляре - и в порывистых объятьях ощущение девичьего тела под
напластованиями синтетических одежек.
Жаль, что мы встречаемся так редко, лишь однажды в год, но у меня
свои привязанности. Каждый год с наступлением зимы я перемещаюсь в летний
пояс, где с компанией себе подобных коротаю время до разгула летних дней в
наших широтах.

ДОМ СВИДАНИЙ
Еще о любви, или о том, какой вид принимает порой это неистребимое
чувство. Фаина, любовь Смирина - ладная шатенка с очаровательным бледным
личиком. Сначала он даже не верил, что такая женщина может обратить на
него, во всех отношениях заурядного мужика, какое-то внимание, и первые
дни их связи были омрачены именно этим его скепсисом, подозрительностью и
высматриванием скрытых целей. В дальнейшем все растворилось в чувстве.
Фаина звонит Смирину:
- Привет. Ты сегодня как обычно?
- Да, белка.
- Тогда я тебя жду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55