покачал головой Воронов-старший.
— Пять тысяч фунтов, — сказал мистер Уолш.
— Нет-нет, вы не поняли. Я не собираюсь расставаться с этой картиной.
— Что ж, извините, — сказал англичанин и удалился, увозя в такси купленные полотна.
Так они и жили овеществленным трудом предков, как высокопарно выражался отец. И им удавалось сохранять тот же уровень жизни, что и до… Однако через год, когда деньги вышли, снова появился корректный мистер Уолш и снова повел разговор о «Женщине с петухом». Но Вороновы держались.
— Понимаете, это портрет моей матери, — пытался объяснить англичанину Владимир Вадимович. — В сорок первом они сняли дачу в Левашове, здесь, под Ленинградом, там отец и начал писать картину. Заканчивал, когда уже началась война… А зимой мамы не стало. Эта картина мне дорога. Кроме того, это, по-моему, лучшее произведение отца. Я не могу с ним расстаться.
— Шесть тысяч фунтов, — вместо ответа произнес мистер Уолш.
На этот раз он увез несколько акварелей и средней величины полотно «Яхты на Финском заливе» — за одну «Женщину с петухом» он предлагал в шесть раз больше.
И вот теперь мистер Уолш позвонил снова. Сказать по правде, Вадим отчасти ждал его звонка. Приближался день рождения Кристины, и ему не хотелось ударять в грязь лицом. Он уже привык к роли супермена.
Родители жили в Комарове, где не было телефона, и Вадим взялся встретиться с англичанином сам.

Неутешительная динамика

— Ну что, Воронов, скорее всего, на Кубок Кремля ты не поедешь. По крайней мере, в этом году. — Тренер положил руку Вадиму на плечо.
— Что? — Вадим не поверил своим ушам. — Почему?!
— Сердце пошаливает у тебя, не вытягиваешь. — Ник-Саныч смотрел на Вадима серьезно и с очевидным сочувствием.
— Да какое сердце! — вскипел Вадим. — Я в нормальной форме.
— А надо быть в прекрасной, — улыбнулся тренер. — Я понимаю, это неприятно, горько. Да. Мне тоже не хотелось бы терять такого мастера, но… — Он развел руками. — Тут я бессилен. Тебе кажется, что ты в нормальной форме, мне тоже так кажется, а техника говорит другое. С кардиограммой не поспоришь.
— Какая кардиограмма? — Вадим сжал кулаки. — Это Челентаныч наплел!
— Во-первых, не Челентаныч, а Павел Адрианович, — наставительно сказал тренер. — А во-вторых, от него тут мало что зависит. Показания приборов — вещь объективная. Не расстраивайся, Воронов. Надо тебе последить за здоровьем, а там, глядишь, еще успеешь взять свое.
— Но, Ник-Саныч, — взмолился Вадим. — Ну, может быть, не надо, а… А вдруг это случайный сбой, ну случилось что-то, не знаю я. Давайте еще раз проверим. Я завтра же пойду в ВФД, пусть они меня на велоэргометре проверят.
— А что это даст? В карточке у тебя четко видна динамика. Неутешительная, между прочим. Ну, хорошо, — согласился тренер. — Сегодня отдохни хорошенько. Завтра пройдешь обследование. Но этот результат будет решающим.
Тренер ушел, а Вадим тут же бросился на поиски спортивного врача.
— Адрианыч! Что за дела?
— А, ты, Ворон… — Врач притворился удивленным. — Что ты какой-то взъерошенный?
— «Взъерошенный»?! Твою мать! Что там за дела с кардиограммой? Ты что, решил меня в запас сдать?
— Почему сдать? — пожал плечами Адрианыч. — Просто тебе вредны сейчас сверхнагрузки… по медпоказаниям… — Он помолчал, а потом взглянул Вадиму в лицо и сказал тихо и значительно: — Я же предупреждал тебя. Подустал ты, Воронов. Ты меня не послушал, отругал даже… А врачей надо слушаться…
— Ага. — Вадим стиснул зубы. — Вот, значит, что. Так чего же ты теперь хочешь?
— Я? — с демонстративным удивлением поднял брови спортивный врач. — Ничего. Хочу, чтобы ты, Воронов, был здоров. Не болел.
Вадим едва сдерживал себя, чтобы не заехать врачу по физиономии — тогда ему не видать Кубка Кремля как своих ушей. Он только стиснул зубы и посмотрел на врача, который спокойно смотрел ему в глаза, и только где-то в их глубине играла едва заметная усмешка: а ловко я тебя, а?
— Так, — разом успокоившись, сказал Вадим, — Я говорил с Ник-Санычем. Он разрешил еще один тест на велоэргометре. Все должно быть в норме. Понятно?
— Ну, это не в наших силах, — развел руками врач. — Показания приборов — это объективность. Или ты хочешь, чтобы я проник в кабинет функциональной диагностики и велоэргометр подправил? Этого я сделать не могу.
— Чего ты хочешь? — тихо спросил Вадим, пристально глядя на Челентаныча и вкладывая в свой взгляд все презрение и ненависть, которые, казалось, отскакивали от круглой физиономии его собеседника, как теннисный мячик от стены.
— Сколько ты получаешь сейчас? Четыреста в месяц? Вот и принеси. Всего какая-то месячная получка… Тьфу и растереть. Ты же богатый и красивый, Ворон. Это тебе… фьюить!
— Хорошо, — мрачно ответил Вадим, снова делая усилие, чтобы сдержаться. — Через два дня я прохожу тест, после этого получаю деньги и отдаю. Идет?
— Нет, — сокрушенно покачал головой врач. — Так не получится. Ты пройдешь тест, попадешь на Кубок, дай Бог, выиграешь… и забудешь про Павла Адриановича. Что ты там потом получишь, это прекрасно. Но мне, — он сделал паузу и посмотрел Вадиму в глаза, отчего ему пришлось задрать голову, поскольку Ворон был выше него почти на целую голову, — ты должен не потом, а сейчас. Завтра, в крайнем случае — послезавтра.
Вадим не сказал больше ни слова, а только повернулся и вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151