Она
вернется, думал он. Через три часа она вернется... Он твердил эту фразу до
того мгновения, когда в прорве тумана тускло полыхнуло и кусты на миг стали
из черных пронзительно-алыми, а по полу рубки прыгнули, тут же пропав,
резкие тени. Он даже не сразу понял, что это, когда из динамика раздался
мгновенный гремящий треск и короткий уже не вскрик, просто звук, с которым
все сразу, и любовь, и ненависть, и желания, и надежды, и прошлое, и
будущее, выбитые неожиданным молотом, горлом вылетают из только что совсем
живых, и вдруг уже расплющенных тел... и сразу стало невыносимо тихо, потому
что погасла даже несущая частота. Он бежал на верхнюю палубу, к вертолету.
Его пытались задержать - он исступленно дрался с Коганом, в кровь разбил ему
лицо, отшвырнул. Ему не хотели открывать люков - он кричал, что взорвет
двигатель и уничтожит всех. Он, невесть как проведя машину сквозь вечный
ураган, достал, выудил остатки вездехода из ада, в который превратился
Источник... Через неделю они знали, что такие извержения происходят в
Источнике каждые сто двенадцать часов.
Лена была мертва безнадежно, а Лестрети удалось спасти. Он погиб два года
спустя, вместе с остальными.
Ясутоки тронул Коля за плечо.
- Ложись-ка спать, - проговорил он.
Коль, отказываясь, мотнул головой.
- Я помогу, хочешь?
Коль вопросительно посмотрел на него - врач покивал.
- А где Вальтер?
- Ушел. У нас много срочных дел.
- Из-за меня?
- Да. Мы обязаны дать тебе настоящую жизнь.
Коль помолчал.
- Это реально?
- Конечно. А ты ложись - завтра будет новый день. Твой первый полный день.
Первый из очень многих, Коль.
- Я знаю, - проговорил Коль медленно. - Только совестно перед... теми...
всеми... Почему я?
Он глубоко вздохнул, прикрыл глаза. Возбуждение и радость покинули его,
последнее воспоминание оказалось роковым, и он понял вдруг, что теперь
абсолютно один. Больше один, чем там, в огромном обезлюдевшем корабле,
потому что вот наконец вокруг были люди, добрые, участливые, но бессильные
заполнить пустоту. Уже некуда лететь. Он вернулся. Ему никогда не вернуться.
- Меня послали отснять с воздуха Гнездо тифонов... а в это время Пятнистый
лишайник...
В горле будто взорвалось. Коль стиснул лицо ладонями и затрясся в беззвучном
сухом плаче. Перед глазами маячили каюты катера в зеленоватой паутине и
затянутые мшистой серой плесенью холмики омерзительной слизи, которыми в
считанные минуты стали все. Кроме него.
Ясутоки встал, сказал: "Дверь!" Стена беззвучно и легко, как во сне,
раскололась.
- Посмотри, - сказал Ясутоки. - Если понравится, будешь жить там.
Коль подошел к расколотой стене.
- Наверное, понравится...
- Тебе обязательно будет хорошо у нас, - проговорил Ясутоки ему вслед.
Коль остановился.
- Мне уже хорошо. Просто... совсем не хочется спать.
Ясутоки легонько подтолкнул его в спину.
Дверь пропала, едва Коль переступил порог. Свет остался по ту сторону.
Дико хотелось выпить. Не слишком много - просто чтобы отмякнуть и начать
относиться к тому, что есть, как к чему-то нормальному. Но очень неловко
было даже спрашивать. Воровато оглянувшись в почти полной темноте, Коль
сказал тихонько: "Бар!" Комната не отреагировала. Может, у них тут выпивки и
в заводе нет... черт. Во всяком случае, когда кормили во время завершающей
части медосмотра - вкусно, сытно, но без всякого намека на праздничный
банкет, просто перекус под непринужденную беседу о загадочном отсутствии
сверхцивилизаций - ничего похожего на триумфальный бокал шампанского не
возникло. Ладно, переживем пока.
Подошел к широкому окну. За стеклом пылала звездами ночь. Но то был летний
погожий узор, щедрая россыпь небесной карамели, от которой слаще спится в
предвкушении доброго завтра. Звезды выглядели всего лишь украшением Земли -
Земли титанов, на которой Колю обещали место. Он не боялся их Земли, он
жаждал войти - но зачем, за что один?
Подбежал к стене, сказал торопливо: "Дверь!" Стена раскрылась. Ясутоки сидел
и смотрел Колю в лицо, будто ждал его появления.
- Послушай, Ясутоки-сан... Я сейчас уйду, но... Мы привезли тонны образцов,
километры записей... Мы не зря летали? Вам это нужно?
Ясутоки беспомощно улыбнулся.
- Я не заню. Я врач, Коль, прости.
Коль стиснул зубы. Ясутоки посмотрел ему в глаза и сказал:
- Спокойной ночи.
И навалилась сонливость. Коль едва успел добрести до постели.
... Проснулся от яркого света и, еще не понимая, что это, еще не вполне
вспомнив себя, почувствовал какую-то детскую ожидающую радость. Словно после
очередного года в городе он опять приехал на каникулы к бабушке, в Ямполицу.
Комната выходила на восток, и любой из солнечных безбрежных дней между
смолистым лесом и чистой рекой начинался с золотого света, бьющего сквозь
тоненький, секущийся от ветхости ситец на окошке. Теперь нетерпеливая
надежда на верное наслаждение каждой минутой жизни вновь сверкала над еще
закрытыми глазами.
Он открыл глаза. Утреннее солнце лавиной валилось в комнату, захлестывало
стены. Коль отбросил одеяло. Все в нем пело, и тут он увидел мундир.
Мундир строго висел на спинке нелепо парящего стула, новенький, с майорскими
погонами и Героем на груди. Мундир был самый настоящий, и Коль будто
встретил земляка после долгих лет изгнания. Он погладил жесткие, колкие
погоны, тронул орден, потом пуговицы. Ощущение крепкой шероховатой ткани
было таким же родным, как вчера - ощущение травы и земли. Тело вспоминало
его с ходу. Это мой, подумал Коль. Мой мундир, чей же еще? Конечно, мой...
Можно надеть? Наверное... А то с чего бы его принесли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28