раз не было?
Она опять пожала плечами.
- По другим вижу.
У него дернулись, кривясь, губы.
- Красиво говоришь. Но даже если и так - это дела молодые. В моем возрасте и
положении все иначе. Надо притиснуть девушку, побарахтаться чуток... - и по
делам. Чтобы излишнее возбуждение не препятствовало надлежащей колке дров.
Она вздрагивала от каждой фразы, словно он ее хлестал. Как Светка. Долго не
отвечала.
- Если бы ты чувствовал, Коль, какая это боль - слышать душой не то, что
слышишь ушами. Это рассогласование... кажется, душа взорвется от какого-то
отчаяния. Я не могу объяснить... Пожалуйста, говори, что думаешь!
- Я не знаю, что я думаю!! - заорал Коль на весь лес и даже ладонями ударил
себя по вискам. - Не знаю!!
- С той женщиной, Светкой...
- Ты и про нее знаешь?!
- Но ведь ты сам этолько что это вспоминал...
Он даже застонал, замотал головой от муки. И без сил опустился на мягкую
хвою, засыпавшую землю. Сима сразу же села рядом с ним.
- Не садись на холодное, дурочка. Сыро.
Лучше сядь ко мне на колени, непроизвольно подумал он, но, конечно, вслух не
сказал.
А она, глядя ему прямо в глаза, легко пересела к нему на колени.
Ягодицы были упругими и теплыми. И, несмотря на то, что в горле пересохло от
этой невероятной, ошеломляющей близости ее "всего-всей" к его сразу
напрягшемуся телу, где-то в водовороте мыслей успело мелькнуть едва ли не
отцовское: да, вроде бы не замерзла... Он запрокинулся, отстраняясь; обеими
руками оперся на землю позади себя. Хрипло сказал:
- Вот это зря...
- Сама не знаю... - навнятно пробормотала она, и ему показалось, что она
задыхается так же, как он.
Он не знал, что делать дальше. И тут опять мелькнуло: все-таки их прислали.
Но Сима закричала в ужасе:
- Нет, Коль, нет!
Вскочила. Встала над ним, прижав кулаки к щекам и опять взрагивая всем
телом.
- Зачем?..
Он тоже поднялся. Откинулся спиной на сосну. Ноги дрожали после этого
мимолетного почти обладания.
Сима глубоко вздохнула, успокаиваясь понемногу. И вдруг словно заботливая
мама провела рукой по его голове.
- Какая глупость...
- С ума сойдешь с вами.
- Почему ты так боишься?
- Потому что невозможно быть хуже всех. Невыносимо.
- Да что такое хуже? С той женщиной... - она вдруг осеклась и сказала через
секунду: - Наверное... Так бывает.
Потому что Коль подумал: как они похожи, Светка и Сима.
- Ей я сказал, что она на кого-то там похожа. А вы действительно... не по
внешности, нет... Я не вру!
- Я знаю, Коль. Я хотела сказать, - проговорила она настойчиво, - что у тебя
с нею было это... как ты говоришь... притиснуть и... облегчиться. Но ты и на
колени готов был встать перед нею. И защитить был готов, когда чувствовал,
что ей больно, только не понимал, отчего. Неужели ты этого не помнишь?
Неужели не успел заметить? Почему замечаешь только плохое?
- Наверное, потому, что хорошее как бы само собой разумеется.
- Ой, далеко не само собой!
- Ну, как бы. А плохое - стыдно, фиксируешься на нем, надо, чтобы его никто
не заметил...
- Да почему? Ведь так самому тяжелее!
- Вот! - Коль даже пальцами прищелкнул. Они наконец добрались до сути, до
сердцевины. - Послушай. Есть масса вещей... не только в делах любовных,
просто я тебя хочу зверски, поэтому мы на них зациклились...
Она вдруг словно засветилась в предрассветной мгле.
- Ох, Коль... какое счастье, когда ты говоришь, как есть!
Он на секунду даже с мысли сбился.
- Не перебивай старших.
- Не буду, не буду. Но правда, ты запомни это...
- Есть масса вещей, которых про человека никто, кроме него самого, знать не
может... не должен!
- Почему, Коль?
Он ответил не сразу. Для очевидного не находилось слов.
- Потому что, если будут знать, станут относиться хуже.
- Почему?
- Как почему? Ты что, издеваешься надо мной? Потому что такие вещи делают
или думают только плохие люди!
- Но если их делают иногда все люди, значит, это напрвда. Все люди не могут
быть плохими. Они - люди, и все!
- Ну, нет, не так просто! Вот Всеволод. Отличный мужик! Серьезно. Можешь ему
это передать при случае. А я в девятом классе с толпой, что называется, себе
подобных, ходил стекла бить в русском посольстве. Думаешь, ему это приятно
знать? Думаешь, простить - раз плюнуть? Да и ты... - вдруг сообразил он, и
слова застряли в горле.
- Человеку ничего не надо прощать. Человека надо принимать.
- Или не принимать.
- Ну как же можно человека не принимать?
Он только крякнул, мотнув головой. Она спросила:
- А теперь пошел бы?
- Нет.
- Помешал бы другим пойти?
- Н-нет. Эти московские мудрецы тогда...
- Остался бы в стороне?
- Чего ты хочешь от меня? - заорал Коль со злобой - но больше на себя, чем
на девочку. Он потерял нить разговора. То, что для него было сутью, для нее
будто вообще не существовало, она не понимала, о чем речь.
- Это ты от меня хочешь! А я делаю, что ты хочешь! Помогаю тебе! Потому что
ты очень хороший! - она даже ногой притопнула. - В человеке не может не быть
того, что он в себе не любит! В этом можно захлебнуться, но без этого
человека нет! Когда ты не любишь свое плохое - это и есть твое хорошее! Тебе
со страху кажется, что все относятся к тебе так, как ты относишься к своему
плохому. А на самом деле все относятся к тебе так, как ты к нему относишься!
Несколько секунд Коль честно пытался уразуметь. Потом не выдержал -
захохотал. Сима растерянно провела ладонями по щекам.
- Ой, что-то я очень умное сказала...
- Да уж, красавица. Без поллитра не разберешь.
- Я хотела сказать, что...
- Все, хватит. Ну хватит. Дурь прет.
- Тебе кажется, - теперь она тщательно подбирала слова, пытаясь, видимо,
найти математически точные определения, - что все не любят тебя так, как ты
не любишь то, что считаешь в себе плохим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28