Вы постоянно носите перчатки, когда имеете с ним дело, зная', что яд может проникнуть через любое открытое или незащищенное место на вашей плоти. Высушенный, он похож на миниатюрное зловредное дерево. Потом вы режете его ломтиками с помощью маленького ножика и разминаете в ступе пестиком – до состояния порошка. От него идет слабый неприятный запах. Вкус этого зелья тоже не будет приятным, поэтому его надо будет спрятать за чем-то более сильным и вкусным, используя для маскировки подогретое вино или херес. Если бы у вас было время, вы бы сделали все так же тщательно, как королевский повар, готовящий еду для монарха. Если все делать как должно, порошок следует оставить настаиваться в растворенном виде в каком-нибудь теплом и открытом месте – на подоконнике, скажем, – на месяц или больше. Но вы лишены такой роскоши, как время. События подгоняют вас, заглядывают через плечо. Поэтому на умеренном огне вы отвариваете порошок в вине, пока он весь не растворится. Затем сцеживаете получившуюся жидкость в полдюжины плотно закупоренных флаконов, сделанных из непрозрачного стекла. Вот ваш арсенал. Белладонна. Белла донна. Красивая женщина. Именно итальянцы в прошлом – великие мастера отравления. Они превратили это в искусство. Например, они усовершенствовали отравленный ножик, из которого, при легчайшем нажатии на лезвие, выскакивают три маленьких отравленных шипа и вонзаются в ладонь ничего не подозревающего владельца ножа. То, чем занимаетесь вы, довольно просто; впрочем, это только начало. Ибо у вас есть свои чаяния в области ядов. Есть так много сочетаний, так много способов отправить человека на тот свет помимо отравленного ножа. Можно взять трубку и вдунуть порошок в ухо спящего человека, или проткнуть чью-нибудь трахею отравленной иглой, или обмакнуть камзол этого джентльмена в шпанских мушках, или же дать той прекрасной леди ароматический шарик, пропитанный мышьяком. (Хотя разные есть мнения по поводу мышьяка, как вам известно, некоторые говорят, он предохраняет от болезней.) Овладеть искусством отравления – значит общаться со смертью на высоком уровне. Хотя нужно быть готовым к встрече со своими жертвами лицом к лицу – как это было со старой матушкой Моррисон, – весьма удобно знать, что, если все пройдет гладко, вы можете сохранить расстояние между вами. Вы способны сохранить свои руки незапятнанными. Ну а совесть – совесть может спать спокойно. Что значат две, или три, или пять смертей, когда их будет так много в это чумное время?
Легкая передышка в Оксфорде была слишком приятна, чтобы продлиться долго. Мы продолжали играть перед благодарной публикой в «Золотом кресте» и провели первую репетицию «Ромео и Джульетты» в доме Хью Ферна на холме Хедингтон. Она прошла неплохо – хотя и имела несколько необычные последствия, – и я решил, что вполне гожусь на роль Меркуцио.Но настроение труппы было омрачено некоторыми новостями, достигшими нас в то самое утро. Об этом говорили конюхи, трактирные слуги и прочая челядь даже до того, как мы поднялись, и говорили они о чуме. Ее Величество Чума!Что ж, в этом был урок, так как если мы думали, что можем шутить шутки с судьбой и обогнать недуг, то мы жестоко обманулись. Вспышка болезни была отмечена в южной части города. Новости о подобных происшествиях распространяются быстрее, чем сама болезнь, и, подобно ей самой, обычно не имеют явного источника. Просто стало «известно», что неподалеку от моста Фолли-бридж поражен целый дом.Актеры, возможно, смотрели на это несколько беспечно. Все-таки мы пришли из густонаселенного города, где болезнь никогда вполне не умирала. Вы к ней просто привыкаете, как я сказал Абелю. Естественно, вы не показываете страха. Куда больше нас могло обеспокоить подозрение, ложившееся на всех пришельцев. Ибо «Слуги лорд-камергера» пересекли Фолли-бридж всего несколько дней назад – и, следовательно, нас можно было обвинить в распространении болезни. Впрочем, с таким же успехом можно было утверждать, что дорога за мостом была главным трактом, по которому въезжали и выезжали из города, и движение по ней всегда было очень оживленным. Другими словами, если болезнь пришла извне, ее мог занести кто угодно из сотен путешественников, прибывающих в английские Афины в любое время дня.Мы не знали, придерживались ли оксфордские власти тех же способов борьбы с болезнью, что и лондонские, кроме, конечно, неизбежной изоляции пораженного жилища. Общее мнение было таково, что нам, актерам, позволят заниматься своим ремеслом на постоялом дворе до тех пор, пока число умерших будет невелико. Но если оно начнет расти (а нужно помнить, что Оксфорд куда меньше Лондона и не разделен на многочисленные предместья и районы), то мы можем вновь оказаться на дороге. Как я сказал Абелю Глейзу, наполовину в шутку, будущее актера – не что иное, как переезды с места на место. Этой поразительной догадке суждено было еще раз доказать свою истинность.Однако мы выбросили из головы чуму и ее угрозу нашему жизнелюбию, не говоря уже о наших жизнях, как только вошли в дом Ферна и начали репетировать.Это до странности волнующая пьеса, красивая трагедия. Сюжет, конечно, известен вам. Если театр выживет, а пуритане или чума не восторжествуют над всеми нами, она будет играться веками и сохранит имя Шекспира для потомков. Но где бы и когда бы вы ни жили, вы, без сомнения, уже знакомы с двумя соперничающими семьями из города Вероны, Монтекки и Капулетти, и молодой парой влюбленных, потянувшихся друг к другу, несмотря на пропасть, что их разделяла. Вам ведомы их страхи, что родители едва ли позволят им встречаться, не то что соединиться брачными узами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90