Он, впрочем, по-прежнему молчал. Стоял и мерил взглядом толпу, со своим отвисшим подбородком и налитыми кровью, бычьими глазами.Ему повезло, что он остановил их в тот самый момент, когда они начали разгораться. Он поставил ногу и потушил огонь. Еще пара секунд или еще пара слов обличителя, и они устремились бы вниз по Корнмаркет, в «Золотой крест», чтобы вдребезги разнести там все, что ни попалось бы им на глаза.Но это была не просто удача. В его отклике было мужество в сочетании с некоторым презрением. Мужество, чтобы повернуться лицом к многим дюжинам взбудораженных горожан, и презрение к легкости, с которой их можно было расшевелить.Вероятно, некоторые из них тоже узнали его. Как и Хью Ферн, Ральф Бодкин был известным горожанином. Не только врач, но и олдермен, он пользовался уважением в этом городе. Снова я осознал, что власть зависит не только от званий и платья.Порицатель чумы и театров к этому времени снова встал на ноги. По тому, как он схватился за свою голову, видно было, что он пострадал, но несерьезно. Он поднял взгляд на человека, столкнувшего его с повозки, но ничего не сказал.Доктор Бодкин наконец заговорил:– Отправляйтесь в постель, мастер Лонг, и пусть о вашей ране позаботятся.И снова в его ответе было странное сочетание, на этот раз заботы и пренебрежения.Лонг послушно поплелся прочь в сумерки, поддерживаемый некоторыми из толпы. Прочие зрители потихоньку расходились. При последнем столкновении на этом самом месте для установления мира понадобились два вооруженных отряда и батарея ученых и советников. Сейчас хватило одного человека.Ральф Бодкин по-прежнему стоял на телеге, тяжело поворачивая голову из стороны в сторону (он все еще напоминал мне быка) и держа руки на бедрах. В позе его не было и намека на вульгарное торжество.Наконец на перекрестке осталась лишь горстка народу. Бодкин расслабился, наклонился, ухватился за борт повозки и спрыгнул, легко приземлившись на мостовую. Для человека среднего возраста – да, наверно, любого возраста – он был силен и гибок. Он обогнул башню Св. Мартина и пошел вниз по улице в сторону церкви Св. Эббе. Несколько секунд я простоял в смятении, затем бросился за ним:– Сэр! Доктор Бодкин!Он остановился и повернулся, нарочито медленно. За его спиной в небе смешивались угасающие отблески красного и желтого. Я бежал, пока не поравнялся с ним. Я все еще слегка прихрамывал после своего падения.– В чем дело?Не знаю, подумал ли он, что я был одним из толпы, может, друг или сторонник Лонга, желавший возмутиться или что похуже. Если и так, он не выказал никакой тревоги. Но, в конце концов, этот человек усмирил взглядом целую толпу!– Благодарю вас, – сказал я.Я немного запыхался, и не только от бега.– За что вы меня благодарите?– Я из труппы лорд-камергера.Он вгляделся в меня пристальнее:– Вы на днях были у Сэдлера, верно?– Да. Я Николас Ревилл, актер.– Я помню.– Если бы вы не вмешались и не остановили того человека, люди…– Да?– Попытались бы причинить вред актерам. Наверняка разорвали бы на куски.– Они не стали бы разбираться. Если бы они не нашли вас, кто угодно сгодился бы.– Верно, – сказал я. – Я знаю, как ведет себя лондонская толпа, подмастерья и отставные солдаты, и тот ущерб, который они могут причинить…– Все равно, мастер Ревилл, считайте это предупреждением. Уезжайте. Том Лонг лишь первый из многих, кто найдет себе в этом городе благодарных слушателей.– Думаю, наши старшие уже планируют отъезд из Оксфорда. Мы должны дать только одно представление, на этот раз частное.– В таком случае они мудры. Общественные представления не разрешат еще долго.Ральф Бодкин хотел было повернуться и уйти. Светлые красные и желтые тона уже почти растворились на небе. Над нами высился внушительный шпиль башни Замка и большая насыпь, где устраивали казни. Я хотел еще кое-что спросить, но не решался.– Это ведь все чепуха, правда? – спросил я.– Что «чепуха»?– Представления не вызывают чуму.– А вы верите, что вызывают?– Мне трудно поверить, что Бог стал бы наказывать нечто столь невинное чем-то настолько ужасным.– Хотя голос внутри шепчет вам, что Бог мог бы? – Видимо, так.– Это суеверие, – сказал доктор Бодкин тоном, не допускающим возражений. – Спокойной ночи, мастер Ревилл.Я возвратился в «Золотой крест». Конюх Кит Кайт стоял во дворе в позе часового, вооруженный вилами. Я чувствовал себя гонцом, стремглав прибежавшим с поля битвы.– Мы слышали, были неприятности, Николас, – сказал он, приветствуя меня в своей несносной манере. – Мередит попросил меня постоять здесь на страже.Этот конюх был наглый, развязный парень, звавший своего хозяина по фамилии и обращавшийся к постояльцам по имени.– Неприятности могли случиться, но их предотвратили. Один человек их начал, а другой человек их прекратил.– Я слышал, старина Том Лонг был там, грохотал и размахивал руками.– Да, был, – ответил я. – Но Ральф Бодкин просто встал прямо и ничего не сказал, и на толпу это произвело куда большее впечатление.– А, так это доктор Бодкин вмешался? – сказал Кит Кайт. – Если кто и мог их выпроводить…В его голосе зазвучала иная нотка. Он говорил почти с уважением. Взять хотя бы то, что он называл доктора доктором. Мне захотелось разузнать о Бодкине больше.– Ты знаешь его?– Он дьявол, – сказал Кайт быстро.– Чем бы он ни являлся обычно, в этот вечер он был на стороне ангелов. Он спас нас, актеров, от взбучки или чего похуже. И защитил эту гостиницу от погрома.– Все равно, он настоящий дьявол, – стоял на своем Кайт, но в его голосе было восхищение.– Ты можешь теперь покинуть место дежурства, опасность миновала, – сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90