– Какое?– Что-то вроде… дай-ка подумать… вроде как «злые вишни», кажется.– Где ты это услышал?Я вывернулся, ответив:– Точнее будет сказать, что я его подслушал. Кит Кайт прищурил глаза и почесал голову, довольно убедительно изображая неведение.– Мне оно тоже ни о чем не говорит. Возможно, ты ослышался, Николас.– Возможно.Я собрался было уйти, оставив конюха в его притворной неуверенности. Сделав пару шагов, я щелкнул пальцами и развернулся:– Точно! Не злые – озорные вишни, вот как.– Безусловно, вы ослышались, мастер Ревилл, – сказал Кит Кайт.– Не думаю. Как и ты, я прикладываю ухо к земле. Затем я вошел в таверну, но не поднялся в своюкомнату, а остановился сразу за дверью и принялся наблюдать за реакцией Кайта в щель между дверью и косяком.Конюх стоял посредине двора. Озадаченность исчезла с его лица. Я отчетливо видел его выражение. На его лице отразилось нечто более решительное, более жесткое.Я так и подпрыгнул, когда чья-то рука опустилась на мое плечо.– Шпионим?– А… э-э… мастер Давенант.Хозяин «Таверны» подошел ко мне ближе. Лицо у него было длинным, как у гончей. Интересно, что он делает в «Золотом кресте»?– Ревилл-актер, не так ли?От него сильно несло выпивкой.– Что вы знаете о том человеке? – спросил я. – О конюхе.– О конюхе?– О Ките Кайте.– Понятия не имею, кто это.Тем не менее Джек Давенант просунул голову за дверь.– О ком вы толкуете, Ревилл? Там никого нет.– Это не важно.– Вы уезжаете, – сказал Давенант, эхом повторяя слова конюха.Тон его был чем-то средним между приказанием и вопросом. Я понял, что он говорит обо всей труппе, нежели об одном ее скромном члене.– Да, уезжаем. Нам здесь больше нечего делать, – ответил я.– Больше никакой игры, – сказал Давенант. – Никакого зла.Он побрел мимо меня во двор. На моих глазах он пнул одну из подпорок помоста, на котором мы совсем недавно давали «Ромео и Джульетту» и другие пьесы. Я по-прежнему спрашивал себя, что он делал в «Золотом кресте».Но в эту минуту не поведение владельца соседнего постоялого двора ставило меня в тупик, а реакция Кайта. Несомненно, выражение «озорные вишни» заставило его насторожиться.Я точно знал, где я его слышал. Лежа под кроватью в спальне Анжелики Рут.И я был абсолютно уверен, из чьих уст – от Кайта!Несмотря на капюшон, менявший голос, я узнал его.В комнате, которую я делил с Лоренсом Сэвиджем, Абелем Глейзом и другими, царило оживление. Джек Вилсон был особенно весел. Я вспомнил про жену торговца шерстью, которая восхищалась его владением шпагой. У Джека был такой вид, будто он всю ночь глаз не сомкнул и при этом замечательно провел время. Чего нельзя было сказать о моих последних часах.Вскоре я узнал, что мы покинем Оксфорд на следующий день.– Куда мы поедем?– Куда захочешь, – ответил Джек. – Нас отпустили. Лично я собираюсь остаться в городе еще ненадолго. Мне предложили на время жилье.– Не понимаю, – сказал я.– Все очень просто, – сказал Джек. – Видишь ли, эта женщина с Гроув-стрит замужем за торговцем шерстью, и я должен ковать железо, пока горячо. Боюсь, ее муж скоро потребует, чтобы она уехала в Питерборо, когда узнает, что здесь творится. Когда узнает о чуме, я имею в виду, а не о том, что она путается с актером.– Не то, – сказал я, слегка раздосадованный его самодовольным изложением всех подробностей. – Я не понимаю, почему нас всех отпустили.– Это потому, что ты пропустил собрание, которое наши пайщики созвали утром. Тебя там не было, Ник.– Я был занят.– Ну а Дик Бербедж объявил, что мы должны собраться в Лондоне в конце Великого поста. И тогда мы критически оценим свое положение.Видимо, я выглядел несколько сбитым с толку, потому что Абель пояснил:– Бербедж сказал, что жить королеве осталось считанные дни… Говорят, ее не могут уговорить лечь в постель, она сидит все время, не произнося ни слова. Подумать только, она умрет! Да еще и чума разбушевалась в Лондоне, – сказал Джек. Как он ни старался, ему не удавалось изгнать нотку веселости из своего голоса.Естественно, я понял, что Бербедж и многие другие из тех, кто был женат, хотели вернуться в Лондон, раз уж сейчас стало ясно, что дела там не улучшатся. Кто-то, вероятно, хотел забрать оттуда своих жен и детей.Но не только естественная забота о семьях призывала вернуться. Если королева Елизавета действительно при смерти, пайщики «Слуг лорд-камергера», возможно, рассудили, что наиболее подходящее место для них сейчас в столице. За это говорил и здравый смысл. Ибо кто знает, как все обернется после смерти королевы? Лучше было дожидаться будущего у себя дома, в Саутворке.– Что ты собираешься делать, Ник?– К сожалению, я еще не нашел себе такого пристанища, как ты, Джек, – ответил я.– О, и какого же такого пристанища?– Такого, с крепко льнущей бабенкой.– Можно и так сказать, – согласился Джек. – Она и правда любит крепко прижиматься, эта купеческая жена. Мария. Ма-ри-я. Прелестное имя. Она моложе своего мужа.Я отвернулся, но Джек продолжал болтать.– Что?Он что-то сказал, но я не слушал.– Говорю вам, джентльмены, это чумное время увеличивает и страх, и любовное желание – у обоих полов.– Что ж, даже без твоих утех, я, возможно, задержусь на день или два, – сказал я. – Вряд ли комнаты Оуэна Мередита будут пользоваться большим спросом.Я глядел в окно нашей общей спальни. Как я уже описывал, позади «Золотого креста» беспорядочно теснились старые дома и закоулки. А отвлек меня вид Кита Кайта, входившего в один из тех домов. Ошибки быть не могло: это была его маленькая рыжеволосая фигурка. Разумеется, я решил, что его появление там связано с темными фигурами в одном из окон неподалеку, виденными мною ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90