Вы помните вмешательство брата Лоренцо, друга и отца-исповедника Ромео, который вдохновляет Ромео и Джульетту обвенчаться тайно, отчасти дабы соблюсти правила приличия, но также и в надежде на то, что союз молодых влюбленных может примирить враждующие семьи (что и происходит – но так, как никто не пожелал бы).Молодые наслаждаются супружеским счастьем всего одну ночь. Весь их брак длится часы, между сумерками и зарей, – не успеешь и глазом моргнуть. А затем Ромео вынужден бежать прочь из Вероны из-за убийства Тибальта. Джульетта должна притвориться мертвой с помощью зелий брата Лоренцо, а Ромео приходится действительно поверить в то, что она мертва, и, вернувшись, убить себя подле ее одурманенного тела, лежащего в семейном склепе Капулетти, а затем она должна проснуться – увы, слишком поздно! – и увидеть своего мужа, умершего по-настоящему, – и тогда вытащить его кинжал и вонзить его в собственное сердце. Так гибнут молодые любовники, и так их семьи соединяет общее горе и самобичевание.Любовь и смерть – весьма надежное сочетание.И не только влюбленные умирают. Будет и случайная стычка, со случайной жертвой. Многие падут по дороге к этому любовному свиданию в гробнице Капулетти. Меркуцио получает смертельную рану от шпаги Тибальта, а затем сам Тибальт умирает от руки Ромео. Между этими двумя – настоящая ненависть, потому что Тибальт только что убил друга Ромео. Схватка же между Тибальтом и Меркуцио, напротив, начинается в довольно веселом ключе, прежде чем все осложняется и задевает жизненно важные ключи, так сказать.Итак, я играл Меркуцио и посему должен был сражаться и умереть на глазах у публики. Когда дело доходит до побоищ, глаз у публики особенно остр и хочет получить отменное сражение за свои денежки. Лондонцы привычны к пышным шествиям и турнирам, поэтому любая театральная труппа, достойная есть свой хлеб, должна представить хорошую боевую сцену. Не каждый актер является искусным фехтовальщиком, хотя это одно из тех умений – как пение и танцы, – которому с годами ты худо-бедно выучиваешься, даже если вначале от тебя не было совсем никакого толку. На мой взгляд, Меркуцио не такой уж мастер шпаги, вообще-то он скорее мастер слова. Или это потому, что я знал о собственной неловкости в обращении с оружием и переносил это на своего персонажа. В отличие от Ричарда Бербеджа, например, который все еще мог выдать Ромео за профессионала, когда тот обнажает свой клинок. И в отличие от Джека Вилсона, игравшего Тибальта, с которым я должен был драться.Правда, я уже играл воина прошлой зимой – принца Троила. Но хотя там много разговоров о Троиловой воинской доблести, на сцене она почти никак не проявляется, и я мог спрятаться за стихами Шекспира. Теперь, однако, я должен создавать о себе впечатление не только словами, но и шпагой. Кроме того, я знал, что, если буду когда-нибудь претендовать на более значительные роли – скажем, принца Гамлета, – мне придется доказывать свою ловкость в обращении с рапирой.Поэтому по прошествии половины спектакля, когда мы уже не были нужны на репетиции, я предложил своему другу Джеку Вилсону еще немного поработать над некоторыми переходами и выпадами на улице. Не нуждались в нас оттого, что, как Тибальт Меркуцио, мы оба были уже мертвы. А предложил потренироваться я потому, что заметил, как Дик Бербедж хмурится на некоторые мои удары. Тебе нужно больше практиковаться со шпагой, говорили его сдвинутые брови, подтверждая то, что я и так уже знал.Остальные оставались внутри; мы же с Джеком нашли себе уединенное местечко на одной из невозделанных лужаек доктора. Хью Ферн предоставил в пользование труппы гостевые комнаты своего дома и сады. Его щедрость в отношении нас не знала границ. Я связал это с тем, что одно время он и сам хотел стать актером, как говорил Шекспир. Утро было ясное и чистое, отчего на шпили и башни Оксфорда открывался замечательный вид. Мы вскоре взмокли от усилий, – по крайней мере, я взмок.Джек пытался обучить меня тонкостям различных ударов. Это было необходимо, так как Меркуцио уж точно был знаком со всеми названиями ударов и позициями, что и позволяло ему неплохо проявить себя на площади. В конце концов, он итальянец.– Нет, Ник, не так, – говорил Джек, стоя возле меня и держа мою правую руку. – Это stocatta. Когда твоя рука проходит под оружием противника и вверх. Вот.– Я думал, это был imbrocatta.– Это когда рука проходит над оружием противника. Stocatta обычно направлен в живот, вот так…Не отпуская моей руки с зажатой в ней шпагой, он сделал выпад вперед.– Stocatta, – повторил я, – stocatta.– Забудь о названиях, – сказал Джек. – Если только ты не думаешь, что в один прекрасный день станешь джентльменом и будешь сражаться на дуэлях, а что тебя либо оставят гнить в чистом поле, либо упекут в тюрьму.– А ты-то откуда их узнал?– От моего отца. Он питал надежду вывести меня в люди, сделать джентльменом, а не актером. Он предпочел бы, чтобы я ездил верхом и охотился, а не расхаживал по сцене на потребу простонародью.Удивительно, как иногда узнаёшь что-то новое о людях, которых, ты думал, знаешь. Я бы еще послушал, но Джек, вероятно подозревая, что я тяну время, вернулся к тренировке.– Лучше концентрируйся на движениях, самих ударах. Не на названиях. Вот – вот так! и так! А теперь я хочу посмотреть, что ты сам можешь сделать, мастер Ревилл.Джек наблюдал за мной, как учитель фехтования, пока я не освоил удары настолько, что он был доволен – или, по меньшей мере, чтобы я сам был доволен.– Теперь мы перейдем к volte и punta riversa.– Если только мы не нужны внутри, – сказал я с надеждой.Но Джек слишком сильно наслаждался своей ролью наставника и отмел в сторону мое замечание так же просто, как отводил мой клинок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90