ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Белый песок, задушенный бурьяном, покрывал просеку, через которую, скрываясь из виду среди деревьев с обеих сторон поляны, пролегала подъездная железнодорожная ветка. Только железная дорога выглядела годной для использования или даже используемой: рельсы не проржавели, а мягко блестели, будто были отполированы, что говорило о движении по ним. Поляну окружал неровный ряд дешевых фонарей белого света. Я подумала, что это, должно быть, ртутные лампы. Полное отсутствие людей и каких бы то ни было следов говорило о том, что никто не был здесь в течение долгого времени. Если и были следы шин на песке рабочего склада, то они стерлись в течение месяцев дождей, ветра и солнца.
Вначале Тома я не увидела, но услышала, как он опять позвал меня, и наконец заметила маленькую фигурку в самом конце просеки за лачугами и оборудованием, отчасти скрывавшими его. Я пошла по рельсам в том направлении. Ветка там и заканчивалась. Я увидела, что рельсы обрываются, раньше, чем подошла к самому краю, и больше не могла заставить себя двинуться.
В конце железной дороги, освещенные белым светом еще одного ряда рабочих ламп, располагались четыре огромных квадратных бетонных бассейна. Вокруг них простирался черный, древний и безмолвный лес. За ними рельсы возобновлялись и убегали дальше на восток. К Козьему ручью и реке Биг Сильвер. Ночь была абсолютно спокойной и тихой, но бассейны спокойны не были. Они были заполнены ужасной, непрозрачной, зелено-белой жидкостью, дым и пар висели над ними так густо, что я не могла хорошенько разглядеть поверхность, но я видела, что жидкость находилась в движении сама по себе – ветра не было. Она корчилась, пузырилась, чавкала. Слышались свист, шипение и бурление. Когда пары рассеялись и на мгновение поверхность одного бассейна мелькнула четко, я смогла увидеть, что глубоко внизу, далеко внизу бассейны были жуткого, пылающего голубого цвета.
На онемевших, спотыкающихся ногах я подошла к Тому.
– Что это? – прошептала я, зная, что вижу ужас, но не в силах назвать его. – Бога ради, что это такое?
– Фильтрационные резервуары. – Голос Тома был высоким жутким рычанием зверя, готового к нападению. – Фильтрационные резервуары, охладительные бассейны, как там еще, все для ядерных отходов. Я видел еще двадцать шесть таких там, на заводе, на прошлой неделе; я бывал там в течение двух недель на разведке. Двадцать шесть точно таких, как эти четыре, только те они содержат очищенными. Те не… бурлят. И не светятся. Нет ничего удивительного, что они показывают хорошие результаты анализов. Это… Это… значит, сюда они сливают все самое опасное. По-настоящему опасное. Анализы чего, сделанные тайно, показывают плутоний, стронций и Бог знает что еще. То, что убивает. То, что портит их милые сообщения для прессы. То, что я взял на анализ из Козьего ручья. Сюда, в верховья, в поместье „Королевский дуб", они выливают отработанную воду и больше, чем воду, клянусь моей жизнью. Клянусь, если мы поищем, то найдем поля резервуаров для осадков и солей, бассейны, куда они сбрасывают реактивное оборудование, инструменты и одежду, а может быть, даже облученное топливо и стержни реакторов… Форд сказал, что именно они заставляют воду светиться, эти самые стержни.
Том резко повернулся ко мне лицом, и я увидела, что его глаза были совершенно безумными и невидящими. Я понимала, что не меня он видит этими глазами.
– Они не занимаются здесь лесозаготовками. – Голос Тома был ужасен. – Эта железнодорожная ветка, желобы для живицы, цистерны – они свозили все это по ночам, может быть, даже днем Бог знает как долго. Смотри, видишь эту вторую ветку? Она не выходит к основной линии, можешь поспорить на свой зад. Она идет через ручей и реку прямо к заводу „Биг Сильвер". Они могут вывозить сюда в цистернах все это дерьмо прямым путем, и никто, черт возьми, не знает, что они это делают, потому что никто никогда не ходит сюда. На что угодно спорю, ни одного бревна и ни одной капли живицы не было вывезено отсюда в течение одному Богу известно какого времени.
Том задыхаясь умолк. Огромное, удушающее, безнадежное горе залило меня, затопляющая, бессильная ярость. Я вновь увидела маленькую стройную козочку и бьющуюся смерть в прекрасном, нежном, зарождающемся утре.
– Как они смеют? – проговорила я тихим дрожащим голосом. – Глупо, глупо, глупо… Как они смеют? Как смеем мы? Посмотри на то, что было нам дано и что мы им позволили сделать… О, как мы посмели? Бог должен был бы убить нас всех за нашу самонадеянную глупость…
– Нет никакого Бога, – сказал Том. – Мы убили саму священность.
Несколько минут мы стояли молча, а потом Том откинул голову назад и закричал:
– Они отравляли Козий ручей прямо из „Королевского дуба", Энди! Прямо из „Королевского дуба"! Господи Боже мой…
Его голос все усиливался и усиливался, и я знала, что мне придется вновь услышать тот ужасный первобытный вой, который я слышала в утро гибели оленя, и что я не смогу на сей раз перенести его. Я обняла Тома, прижала к себе и укачивала его или пыталась это сделать. Его тело в моих руках было негнущимся, как в смерти.
– Нам нужно пойти к Клэю, – говорила я. – Пошли, Том. Пойдем, расскажем Клэю. Он сможет помочь. Он знает, что нужно делать.
– Нет. Нам не нужно ничего рассказывать Клэю. Клэй знает. – Голос Тома не был похож на голос живого человека. – Он знает. Он должен был знать. Это его земля; он не может не знать…
В течение всей своей последующей жизни я помнила только отдельные куски этого ужасного, спотыкающегося пути обратно к Королевскому дубу и безмолвной, медленной, будто ползком, поездки в город, на тихую улицу за тренировочным треном в Старом Пэмбертоне, где Клэй Дэбни построил миниатюрный замок для своей хорошенькой, глупенькой Дэйзи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202
Вначале Тома я не увидела, но услышала, как он опять позвал меня, и наконец заметила маленькую фигурку в самом конце просеки за лачугами и оборудованием, отчасти скрывавшими его. Я пошла по рельсам в том направлении. Ветка там и заканчивалась. Я увидела, что рельсы обрываются, раньше, чем подошла к самому краю, и больше не могла заставить себя двинуться.
В конце железной дороги, освещенные белым светом еще одного ряда рабочих ламп, располагались четыре огромных квадратных бетонных бассейна. Вокруг них простирался черный, древний и безмолвный лес. За ними рельсы возобновлялись и убегали дальше на восток. К Козьему ручью и реке Биг Сильвер. Ночь была абсолютно спокойной и тихой, но бассейны спокойны не были. Они были заполнены ужасной, непрозрачной, зелено-белой жидкостью, дым и пар висели над ними так густо, что я не могла хорошенько разглядеть поверхность, но я видела, что жидкость находилась в движении сама по себе – ветра не было. Она корчилась, пузырилась, чавкала. Слышались свист, шипение и бурление. Когда пары рассеялись и на мгновение поверхность одного бассейна мелькнула четко, я смогла увидеть, что глубоко внизу, далеко внизу бассейны были жуткого, пылающего голубого цвета.
На онемевших, спотыкающихся ногах я подошла к Тому.
– Что это? – прошептала я, зная, что вижу ужас, но не в силах назвать его. – Бога ради, что это такое?
– Фильтрационные резервуары. – Голос Тома был высоким жутким рычанием зверя, готового к нападению. – Фильтрационные резервуары, охладительные бассейны, как там еще, все для ядерных отходов. Я видел еще двадцать шесть таких там, на заводе, на прошлой неделе; я бывал там в течение двух недель на разведке. Двадцать шесть точно таких, как эти четыре, только те они содержат очищенными. Те не… бурлят. И не светятся. Нет ничего удивительного, что они показывают хорошие результаты анализов. Это… Это… значит, сюда они сливают все самое опасное. По-настоящему опасное. Анализы чего, сделанные тайно, показывают плутоний, стронций и Бог знает что еще. То, что убивает. То, что портит их милые сообщения для прессы. То, что я взял на анализ из Козьего ручья. Сюда, в верховья, в поместье „Королевский дуб", они выливают отработанную воду и больше, чем воду, клянусь моей жизнью. Клянусь, если мы поищем, то найдем поля резервуаров для осадков и солей, бассейны, куда они сбрасывают реактивное оборудование, инструменты и одежду, а может быть, даже облученное топливо и стержни реакторов… Форд сказал, что именно они заставляют воду светиться, эти самые стержни.
Том резко повернулся ко мне лицом, и я увидела, что его глаза были совершенно безумными и невидящими. Я понимала, что не меня он видит этими глазами.
– Они не занимаются здесь лесозаготовками. – Голос Тома был ужасен. – Эта железнодорожная ветка, желобы для живицы, цистерны – они свозили все это по ночам, может быть, даже днем Бог знает как долго. Смотри, видишь эту вторую ветку? Она не выходит к основной линии, можешь поспорить на свой зад. Она идет через ручей и реку прямо к заводу „Биг Сильвер". Они могут вывозить сюда в цистернах все это дерьмо прямым путем, и никто, черт возьми, не знает, что они это делают, потому что никто никогда не ходит сюда. На что угодно спорю, ни одного бревна и ни одной капли живицы не было вывезено отсюда в течение одному Богу известно какого времени.
Том задыхаясь умолк. Огромное, удушающее, безнадежное горе залило меня, затопляющая, бессильная ярость. Я вновь увидела маленькую стройную козочку и бьющуюся смерть в прекрасном, нежном, зарождающемся утре.
– Как они смеют? – проговорила я тихим дрожащим голосом. – Глупо, глупо, глупо… Как они смеют? Как смеем мы? Посмотри на то, что было нам дано и что мы им позволили сделать… О, как мы посмели? Бог должен был бы убить нас всех за нашу самонадеянную глупость…
– Нет никакого Бога, – сказал Том. – Мы убили саму священность.
Несколько минут мы стояли молча, а потом Том откинул голову назад и закричал:
– Они отравляли Козий ручей прямо из „Королевского дуба", Энди! Прямо из „Королевского дуба"! Господи Боже мой…
Его голос все усиливался и усиливался, и я знала, что мне придется вновь услышать тот ужасный первобытный вой, который я слышала в утро гибели оленя, и что я не смогу на сей раз перенести его. Я обняла Тома, прижала к себе и укачивала его или пыталась это сделать. Его тело в моих руках было негнущимся, как в смерти.
– Нам нужно пойти к Клэю, – говорила я. – Пошли, Том. Пойдем, расскажем Клэю. Он сможет помочь. Он знает, что нужно делать.
– Нет. Нам не нужно ничего рассказывать Клэю. Клэй знает. – Голос Тома не был похож на голос живого человека. – Он знает. Он должен был знать. Это его земля; он не может не знать…
В течение всей своей последующей жизни я помнила только отдельные куски этого ужасного, спотыкающегося пути обратно к Королевскому дубу и безмолвной, медленной, будто ползком, поездки в город, на тихую улицу за тренировочным треном в Старом Пэмбертоне, где Клэй Дэбни построил миниатюрный замок для своей хорошенькой, глупенькой Дэйзи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202