– Михаэль, может, ты влюбился в Лилиан Хорн?
– Большей чепухи, – заявил он со злостью, – я еще действительно никогда не слышал!
25
После этого разговора Михаэль Штурм провел бессонную ночь, а на следующее утро в нем созрело решение: он должен еще раз увидеть Лилиан Хорн.
Поскольку она все еще лежала в окружной больнице, у него был для посещения благовидный предлог. Без труда он добыл необходимое для этого разрешение. Он долго раздумывал, принести ей цветы или нет, пока, наконец, не решился купить их и теперь казался сам себе ужасно глупым, стоя перед надзирательницей, у которой был пост перед входом в палату, где лежала Лилиан Хорн, с упакованным в целлофан букетом в руке.
Но женщина не увидела в этом ничего неуместного или странного.
– Вот Хорн обрадуется, – только и сказала она, отперла дверь, не оставив его, однако, наедине с больной, как он надеялся, а тут же вошла вслед за ним. Заперев за собой дверь изнутри, она села в углу маленькой палаты на стул.
Лилиан Хорн лежала в кровати и смотрела на него большими глазами.
– Ну, чудеса! Вы, доктор? Вот сюрприз так сюрприз!
– Я хотел только узнать, как вы себя чувствуете. – Он быстро развернул цветы и протянул ей – букет розовых гвоздик.
– Какие красивые! – воскликнула она, и он впервые за все время, что знал ее, увидел, что она на несколько секунд расслабилась. – Знаете ли вы, как давно я не видела цветов?
Он подтянул к ее кровати стул.
– Могу себе представить.
– После того, как господин доктор уйдет, – вмешалась в разговор надзирательница, – я найду подходящую вазу.
– Спасибо, фрау Ширмер.
Штурм изучил тем временем температурную кривую.
– Похоже, что все протекает без осложнений.
– При этом гной должен был вот-вот прорваться. Хирург считает, что я чрезвычайно жизнелюбивая натура, и, пожалуй, он прав. – У нее был более ухоженный вид, чем в тюрьме, хотя она еще больше побледнела.
– Я рад, что вы благополучно перенесли операцию!
– А я, что вы пришли! Вы все-таки захотели поговорить со мной!
– Да, фрау Хорн, но только не о вашем деле!
– Фрау Хорн, как это звучит! Теперь меня все называют просто Хорн, а кто любит меня, те – Лилиан. Это как-то отражено в гражданских правах, что любой теперь может мне запросто тыкать?
– Да, пожалуй, так принято. Я очень сожалею, Лилиан.
– Как странно слышать такие слова из ваших уст! – Она схватила его за руку. – Пожалуйста, скажите мне, милый доктор, за что вы так затянули на мне петлю?
– Я не…
– Нет, затянули! Ваше заключение уничтожило меня. Мой адвокат тут же сказал мне об этом, но я никак не могла поверить, вы производили такое приятное впечатление.
– Если вы будете говорить только об этом, я вынужден буду, к сожалению, уйти.
Она не отступала.
– Ранки на моих пальцах могли же быть и оттого, что я порезалась, снимая с бутылки алюминиевый колпачок, разве не так?
– Да… так могло, конечно, быть, – сказал он с некоторым сопротивлением.
– Почему же вы тогда так решительно утверждали, что порезы возникли от пользования острым лезвием?
– С достоверностью, граничащей с уверенностью, – заявил он, – можно было так сказать, что вовсе не означало отсутствие других причин, по которым они могли появиться.
– А почему же вы тогда так не написали?
– Разработать данную версию было делом вашего адвоката.
– Ах, вот как. – Она криво улыбнулась. – Но, к сожалению, я слишком поздно смогла убедить его в своей невиновности. Он настаивал на моем признании.
– Вероятно, это было бы самое лучшее.
– Значит, вы по-прежнему все еще верите, что именно я это сделала?
– Лилиан, почему вы так мучаете себя и меня тоже?
– Если вы считаете меня убийцей, зачем тогда пришли сюда? Из жалости? К убийце?
– Как вам нравится в здешней больнице? – спросил он, пытаясь сменить тему.
– Отвратительно.
– Но… – Он огляделся в маленькой чистенькой палате. – …у вас здесь очень мило.
– Вы думаете, может быть мило там, где к вам относятся как к последнему отребью? Нет-нет, именно так все они тут на меня и смотрят – эти безупречные сестры и высокочтимые господа врачи!
– Не волнуйся так, детка… через пару дней поедем назад к себе, – сказала фрау Ширмер.
– Там, по крайней мере, никто не посмотрит на меня косо.
– Если вы хотите, – сказал Михаэль Штурм, – я мог бы навещать вас иногда и там, за городом.
– Зачем?
– Я думал…
– Не крутите, доктор, вам хочется переспать со мной – вот и вся ваша проблема. И не делайте такое обиженное лицо, мы взрослые люди и можем себе позволить называть вещи своими именами. Меня это нисколько не оскорбляет. Да и как может быть иначе? Только ничего из этого не выйдет, ведь благодаря вам я здесь надолго. А когда я окажусь на свободе, то буду уже старой.
– Не городите чепухи, – резко сказал он, не будучи, однако, до конца уверен, не видит ли она его действительно насквозь.
Однако ее резкая прямота была ему крайне неприятна, и когда он смог, наконец, распрощаться, то дал себе клятву никогда больше не видеться с ней.
А вот сможет ли он забыть ее навсегда – в этом он сильно сомневался.
26
Когда через несколько дней после посещения Лилиан Хорн Михаэль Штурм вернулся поздно вечером домой, его ждало письмо от городских властей города Касселя. Мать поставила конверт перед тарелкой сына.
– Пожалуйста, – взмолилась она, – вскрой его сразу, хорошо? Я умираю от любопытства. Ты даже не представляешь, какого труда мне стоило не прочесть его, когда оно пришло.
– Взяла бы и спокойно это сделала. – Он сел.
– Нет-нет, уж как-нибудь я знаю правила приличия.
Он стал изучать конверт и скроил потом преувеличенно недоверчивую гримасу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58