– До сих пор пресса, пожалуй, не жаловала меня, а? – спросила она как бы невзначай.
– К сожалению, да, – ответил он, не глядя на нее. – Ну не делайте, пожалуйста, такого лица, будто вы сейчас заплачете. Ничего тут трагического нет. Эта братия меня просто не знает, вот подождите, я еще покажу им.
– Но только не держитесь на процессе так дерзко и заносчиво! Я знаю, это вам свойственно, такое поведение – своего рода защитная реакция…
Его предположение вызвало у Лилиан смех.
– …но это создает впечатление о вас, как о хладнокровной, безжалостной преступнице, а вот это уже совсем не смешно. В качестве обвиняемой вы должны держаться скромно, тем более что в вашем деле много обстоятельств, обязывающих вас к этому. Ваша ситуация весьма плачевна, и не вам козырять на суде… тем более вашей невиновностью! Ее еще надо сначала доказать!
Лилиан закусила нижнюю губу и задумалась.
– А, собственно, не наоборот ли? Может, эти там должны сначала доказать мне, что я это сделала?
– Правильно. Но давайте не будем обольщаться. Против вас уже давно собрали нужные доказательства. И поэтому…
Она отмахнулась.
– Да, да, я знаю наперед, что вы скажете. Но гораздо более важным является сейчас, в чем я появлюсь на судебном процессе. Больше всего подойдет, пожалуй, белый шелковый костюм. К нему нужны белые лодочки, чулки без шва и… пожалуйста, пожалуйста, дорогой господин адвокат, постарайтесь, чтобы прислали хорошего парикмахера, Мне необходимо чуть подстричь волосы, подкрасить и хорошо уложить их. – Она провела пальцами по своим потемневшим прядям. – В таком виде я не могу показаться на людях!
– Посмотрю, что можно будет сделать, но если позволите дать вам совет, белый шелковый костюм я нахожу не совсем уместным в суде. Наверняка у вас найдется что-нибудь менее вызывающее, что вам тоже очень к лицуй…
Лилиан Хорн засмеялась.
– Дорогой господин адвокат, возможно, вы блистательный юрист, я, во всяком случае, надеюсь на это в своих же собственных интересах, но в вопросах моды вы абсолютно ничего не смыслите! Нет, нет, тут уж мне решать, и я никому не позволю вмешиваться.
18
Профессор Фабер прочитал повестку о вызове в суд с хмурым видом, потом поднял голову и посмотрел на Михаэля Штурма.
– Дело об убийстве Ирены Кайзер будет слушаться четвертого и пятого октября в суде присяжных… Малоприятное занятие. Надо сразу позвонить судье, чтобы выяснить, когда они меня вызовут. Но уж полдня наверняка придется потерять, и это сейчас, когда я весь в работе над своим учебником по психологии преступлений.
Михаэль Штурм стоял в кабинете по другую сторону письменного стола прямо напротив профессора Фабера. Как обычно, его вызвали сюда через секретаршу, чтобы снять с шефа, насколько это возможно, обязанности по рутинной писанине.
Он невольно набрал в легкие воздуха, собираясь с духом перед трудным разговором.
– Господин профессор, – начал он твердым голосом и посмотрел на него, как бы заклиная, своими чистыми голубыми глазами, – не мог бы я избавить вас от этого? Я имею в виду… что если я этот один-единственный раз заменю вас в суде?
Профессор Фабер поднял брови и спросил с легким удивлением в голосе, выражавшим у него высшую степень раздражения:
– Но, мой дорогой, как вы себе это представляете? По сути, вопрос был задан чисто риторически, но Михаэль Штурм решил ответить на него.
– Я просто пойду, – сказал он и выпятил свою бородку, – вместо вас, господин профессор. Естественно, я знаю, что вы приглашены лично, тем не менее, имеете право послать меня как вашего представителя… Ведь, в конце концов, именно я делал заключение!
Он знал, что его реплика не достигнет цели, и все же ему доставило удовольствие наконец-то высказать это вслух.
Профессор Фабер парил слишком высоко, чтобы оскорбления могли достать его.
– Странные идеи, в высшей степени странные, бродят в вашей голове, – парировал он спокойно, – ведь абсолютно с тем же правом моя секретарша могла бы вообразить, что может состоять в переписке с виднейшими учеными мира, поскольку я диктую ей свои письма! – Он засмеялся, словно это была особо удачная шутка.
И только увидев, что на лице Михаэля Штурма не шевельнулся ни один мускул, он стал опять серьезным.
– Но я предполагаю, что вы имели в виду несколько иное, – сказал он отеческим тоном. – Вы слишком интеллигентны, чтобы допустить подобную бестактность. – Он сознательно сменил тему. – А как обстоят дела с тем молодым человеком, которого сегодня утром нашли в…
– Господин профессор, – сказал Михаэль Штурм, и его глаза вновь сверкнули. – Вам известно, что с самого начала убийство Ирены Кайзер было моим делом. Я выезжал на место преступления, я установил насильственную смерть, провел всю экспертизу, осмотрел предполагаемую преступницу и констатировал… – Он вынужден был прерваться, чтобы сделать вдох, – ему не хватило воздуха.
– Но, дорогой коллега, – произнес профессор Фабер сердечным голосом и встал из-за стола, – кому вы все это рассказываете? Вы и на сей раз, как уже и во многих других случаях, продемонстрировали отличную работу, и я безоговорочно признаю это. Так будет и впредь. Вы собираете факты, а я делаю выводы, разве не так?
– Я сделал больше, чем просто добыл факты, – запротестовал Михаэль Штурм, – и вам это отлично известно, господин профессор! Почему вы не хотите дать мне шанс хоть один-единственный раз довести дело об убийстве до конца?
Профессор Фабер обошел вокруг стола, положил свою тонкую нервную руку на плечо первого ассистента и мягко улыбнулся.
– Вы стремитесь взять ответственность на себя, и это делает вам честь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58