— Смею предположить, свежий воздух пойдет Джозефине только на пользу, — сказал я Магде. — Я присмотрю за ней.Я догнал Джозефину по дороге к пруду.— Тут много чего произошло, пока ты лежала в госпитале, — сообщил я. Джозефина не ответила. Близоруко щурясь, она смотрела в пруд.— Я не вижу Фердинанда, — сказала девочка.— Фердинанд это который?— С четырьмя хвостами.— Забавная порода. Мне нравится вон та, ярко-золотистая.— Самая заурядная рыбешка.— Я вон от той белой, изъеденной молью, не в восторге.Джозефина одарила меня презрительным взглядом.— Это шебункин. Такая рыбка стоит намного... Гораздо больше простой золотой.— Тебе не интересно узнать, что тут происходило в твое отсутствие, Джозефина?— А я и так все знаю.— Ты знаешь, что обнаружилось второе завещание, по которому все деньги достались Софии?Джозефина скучающе кивнула.— Мама мне сказала. Вообще-то я и без нее это знала.— То есть ты слышала какие-то разговоры в госпитале?— Нет. Я просто знала, что дедушка оставил все деньги Софии. Я собственными ушами слышала, как он ей говорил это.— Ты опять подслушивала?— Ага. Я люблю подслушивать.— Подслушивать некрасиво. И запомни, тот, кто подслушивает, ничего хорошего о себе никогда не услышит.Джозефина как-то странно взглянула на меня:— А я слышала, что дедушка сказал Софии обо мне, если вы об этом. — И добавила: — Нэнни приходит в страшную ярость, когда застает меня за подслушиванием. Она говорит, что подобные занятия не к лицу юным леди.— И она абсолютно права.— Фи, — Джозефина презрительно сморщила нос. — В наше время юные леди давно перевелись.Я переменил тему разговора.— Ты немножко опоздала к интересному событию, — сказал я. Главный инспектор Тавернер арестовал Бренду и Лоуренса.Я ожидал, что Джозефину как юного сыщика страшно заинтересует это сообщение, но она только повторила тем же скучающим тоном:— Ага. Я знаю.— Ты не можешь этого знать. Это произошло только что.— Нам навстречу ехала машина, в которой сидели инспектор Тавернер, сыщик в замшевых ботинках и Бренда с Лоуренсом, — и я сразу поняла, что их арестовали. Надеюсь, инспектор Тавернер предъявил им ордер на арест. Это обязательно, сами знаете.Я заверил девочку, что Тавернер действовал в строгом соответствии с законом.— Я должен был рассказать им о письмах, — сказал я извиняющимся тоном. — Я нашел их за котлом на чердаке. Конечно, я должен был оставить за тобой право сообщить о письмах полиции, но тебя вывели из строя. Джозефина осторожно потрогала голову.— Меня могли ведь и убить, — самодовольно сказала она. — Я же говорила — настало время для второго убийства. Прятать письма за котлом, конечно, глупо. Я сразу обо всем догадалась, когда увидела Лоуренса выходящим из котельной. Понятное дело, он там что-то прятал — чем еще можно заниматься на чердаке?— Но я думал... — начал я и смолк, заслышав повелительный голос Эдит де Хэвилэнд.— Джозефина! Джозефина! Сейчас же иди сюда!Джозефина вздохнула.— Начинается. Я пойду, пожалуй. С тетей Эдит опасно спорить. И она побежала через лужайку. Я неторопливо последовал за ней.Обменявшись несколькими словами с тетей Эдит, Джозефина прошла в дом, а я присоединился к сидящей на террасе в плетеном кресле старой леди. Сегодня утром она выглядела полностью на свой возраст, и меня потрясло выражение усталости и страдания на ее старом больном лице. Заметив мой восторженный взгляд, мисс де Хэвилэнд попыталась улыбнуться.— Ребенок как будто полностью оправился, — сказала она. — За ней нужно получше присматривать. Впрочем... полагаю, теперь в этом не будет необходимости? — Тетя Эдит вздохнула. — Я рада, что все кончилось. Но какой позор! Если уж вас арестовывают по обвинению в убийстве, нужно, по крайней мере, сохранять чувство собственного достоинства. Терпеть не могу таких людей, как Бренда, которые впадают в истерику и визжат от страха. Никакой силы воли. Лоуренс Браун был похож на затравленного кролика.Я испытал неясное чувство жалости.— Бедняги!— Да... Бедняги. Надеюсь, у нее хватит ума позаботиться о себе? Я имею в виду приличного адвоката... И все такое прочее.Странно, как сочеталось в них всех, с одной стороны, острая неприязнь к Бренде и, с другой — благородная забота о ее защите в суде.Эдит де Хэвилэнд продолжала:— Интересно, как долго все это протянется?Я ответил, что дело будет сначала рассмотрено в полиции, потом передано в суд. Три-четыре месяца, вероятно. А по вынесении приговора еще можно будет подать апелляцию.— Вы думаете, их осудят?— Трудно сказать. Неизвестно, какими доказательствами располагает полиция. Эти письма...— Любовные письма?.. Значит, они все-таки были любовниками?— Да, они любили друг друга.Лицо тети Эдит помрачнело.— Не нравится мне все это, Чарлз. Я не люблю Бренду. Я всегда очень не любила ее и отзывалась о ней крайне резко. Но сейчас... Я хочу, чтобы Бренда воспользовалась каждым шансом — каждым возможным шансом. Аристид тоже хотел бы этого. Я чувствую себя обязанной обеспечить Бренде хорошую защиту.— А как же Лоуренс?— О, Лоуренс! — Старая леди раздраженно пожала плечами. — Мужчины должны сами заботиться о себе. Но Аристид никогда не простил бы нас, если... — Она оставила фразу незаконченной, помолчала и сказала: — Время ленча. Пойдемте в дом.— Я должен ехать в Лондон.— Вы на своей машине?— Да.— Хм. Может быть, вы меня подвезете? Полагаю, теперь нам уже можно выехать в город?— Конечно, подвезу. Но кажется, Магда с Софией тоже собирались в Лондон после ленча. Может, вам будет удобней поехать с нами? У меня двухместный автомобиль.— Я не хочу ехать с ними. Возьмите меня с собой и не распространяйтесь, пожалуйста, на эту тему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57