Я заколебался, соображая, позвонить ли мне или войти без звонка. Дверь была открыта.В это время за моей спиной раздался легкий шум. Я резко обернулся. В проеме живой изгороди стояла Джозефина и пристально смотрела на меня: лицо девочки было частично скрыто огромным яблоком.Встретившись со мной взглядом, она отвернулась.— Привет, Джозефина.Ничего не ответив, девочка исчезла за изгородью. Я пересек дорожку и последовал за ней. Она сидела на неудобной деревянной скамье декоративного пруда, болтая ногами и сосредоточенно вгрызаясь в яблоко, поверх сферической розовой поверхности которого ее глаза наблюдали за мной мрачно и как будто враждебно.— Я снова приехал, Джозефина, — сказал я.Это было никудышное начало, но молчание Джозефины и ее немигающий взгляд несколько обескуражили меня.Продемонстрировав великолепное стратегическое чутье, девочка продолжала молчать.— Вкусное яблоко? — спросил я.На этот раз Джозефина решила снизойти до ответа. Последний состоял из одного слова:— Червивое.— Жаль, — сказал я. — Я не люблю червивые яблоки.— Никто не любит, — презрительно заметила Джозефина.— Почему ты не ответила мне, когда я поздоровался?— Не хотела.— Почему?Джозефина отняла яблоко от лица, дабы обеспечить большую четкость произношения.— Вы пошли и нафискалили полиции.— О! — Я несколько растерялся. — Ты имеешь в виду... О...— О дяде Роджере.— Но, Джозефина, уже все в порядке — поспешно заверил я ее. — Все в полном порядке. Полицейские знают, что он не сделал ничего плохого... Джозефина метнула на меня злобный взгляд.— Как вы глупы!— Но почему?— Я беспокоюсь вовсе не о дяде Роджере. Просто следственную работу нельзя вести таким образом. Разве вы не знаете, что полицейским ничего нельзя рассказывать до самого последнего момента?— О, понимаю, — сказал я. — Я виноват. Я действительно очень виноват. — Естественно. — И добавила укоризненно: — А я вам верила.Я сказал, что виноват, в третий раз, и Джозефина как будто немного смягчилась. Она энергично куснула яблоко еще пару раз.— Но полиция все равно выяснила бы это обстоятельство, — сказал я. — Ты... Я... Мы не смогли бы долго держать его в секрете.— Вы имеете в виду скорое банкротство его фирмы?Как всегда, Джозефина была прекрасно информирована.— Да, думаю, дело кончится именно банкротством.— Сегодня вечером состоится семейный совет по этому поводу, — сообщила Джозефина. — На нем будут присутствовать папа, мама, дядя Роджер и тетя Эдит. Тетя Эдит собирается отдать дяде Роджеру свои деньги — правда, она еще не получила наследства. А папа вряд ли станет помогать. Он говорит, если Роджер попал в переплет, то винить должен только себя самого. А мама и слышать не желает ни о какой помощи Роджеру, так как хочет, чтобы папа вложил деньги в ее «Эдит Томпсон». Вы знаете что-нибудь про Эдит Томпсон? Она была замужем, но не любила своего мужа, а любила молодого человека по имени Байуотерс, который однажды увязался за этим мужем после спектакля и ударил его ножом в спину.Я еще раз подивился необычной направленности интересов и полноте познаний маленькой Джозефины, а также драматическому чутью, которое позволяло ей изложить все волнующие факты истории буквально в двух словах. — На словах-то все гладко получается, — сказала Джозефина. — Но думаю, спектакль провалится, как и «Иезавель». — Девочка вздохнула. — Интересно все-таки знать, почему псы не съели кисти ее рук.— Джозефина, — сказал я. — Ты говорила, что знаешь почти наверняка, кто является убийцей?— Ну.— И кто же?Джозефина одарила меня презрительным взглядом.— Понимаю, — сказал я. — В самый последний момент? И даже если я пообещаю ничего не говорить инспектору Тавернеру?— Мне нужно собрать еще некоторые улики, — сказала Джозефина. — И в любом случае, — добавила она, швыряя огрызок яблока в пруд, — вам я не скажу. Если вы вообще тянете в этой истории на какую-то роль — то только на роль Ватсона.Я проглотил это оскорбление.— О'кей, — сказал я. — Я Ватсон. Но даже Ватсону предоставлялись исходные данные.— Чего-чего? — Факты. А он из них выводил разные ошибочные заключения. Несколько мгновений Джозефина боролась с соблазном. Потом отрицательно потрясла головой:— Нет. — И добавила: — И вообще, я не особо увлекаюсь Шерлоком Холмсом. Он ужасно устарел. Представляете, в то время ездили в кэбах?— А что эти письма? — спросил я.— Какие письма?— Письма, которые, как ты говорила, Лоуренс Браун и Бренда пишут друг другу.— Я это придумала, — сказала Джозефина.— Я тебе не верю.— Да. Придумала. Я часто придумываю всякую всячину. Развлекаюсь таким образом.Я уставился на нее. Она уставилась на меня.— Послушай, Джозефина. У меня есть один знакомый, который работает в Британском музее. Он знает все-все про Библию. Если я у него узнаю, почему собаки не съели кисти рук Иезавели, ты расскажешь мне о письмах?На этот раз Джозефина заколебалась по-настоящему.Где-то поблизости громко треснула сухая ветка. Наконец Джозефина решительно произнесла:— Нет, не расскажу.Я вынужден был смириться с поражением. Несколько запоздало я вспомнил совет отца.— Ну ладно, — сказал я. — Все это всего лишь игра. Конечно, ты просто ничего не знаешь.Джозефина яростно сверкнула на меня глазами, но не поддалась искушению.Я поднялся со скамейки.— Мне надо идти искать Софию. Пойдем.— Я останусь здесь, — сказала Джозефина.— Нет, не останешься. Ты пойдешь со мной.Я бесцеремонно поднял ее и поставил на ноги. Девочка, казалось, удивилась и хотела было запротестовать, но сдержалась — отчасти, несомненно, потому, что была не прочь понаблюдать за реакцией домашних на мое появление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57