В таком случае, у них со Свенсоном есть кое-что об­щее… Короче, Свенсон понимает: момент упускать нельзя. Если он хо­чет встретиться с Леном, договариваться надо немедленно.
– Собственно, я за тем и звоню. Я собираюсь появиться… недели через полторы.
– Дай-ка я взгляну на свое расписание, – говорит Лен. – Понедельник – двадцать третье… В четверг День благодарения… Так?
Вот чего Свенсон никак не ожидал. На праздник приезжает Руби. Именно этот день Свенсон хотел провести дома. Занятия, заседания ка­федры, консультации – все это можно отменить. Все, кроме приезда Ру­би. Он же просто так сказал: недели через полторы, а оказалось – это День благодарения.
– Знаешь что, лучше всего в пятницу, – сообщает Лен. – Это единственный день, когда у меня ланч свободен. Шучу, конечно. Впрочем, расписание у меня довольно плотное. Пятница идеально подходит. На работу я не иду. К ланчу, чувствую, жена и детки достанут меня окончательно, и я буду счастлив вырваться из дому. Только об этом, прошу, – никому ни слова.
А вдруг получится? Свенсон же может вылететь в пятницу утром. Ру­би поймет. У нее, наверное, и собственные планы есть, с Мэттом, напри­мер, встретиться. Руби с Шерри и вдвоем могут пообщаться, а за него порадуются – приятно знать, что у главы семьи есть и другая жизнь, что он не только преподаватель Юстона, но еще и писатель.
Руби, конечно, может и обидеться – она впервые за год приезжает на выходные, а он летит в Нью-Йорк, да и Шерри этого не простит. Лад­но, будь что будет. Придется и это пережить. Есть тут какая-то своя логи­ка. Уж если обманываешь жену, забываешь о дочери, то будь последова­телен, доводи все до конца. Пусть мир знает, кто ты есть на самом деле: плохой муж, равнодушный отец. Откуда эта достоевщина, это желание пострадать? Может, это отцовское наследство, психическое заболева­ние, проявляющееся только в зрелом возрасте?
– Тед, ты меня слышишь?
– Извини, – отвечает Свенсон. – Задумался.
– Господи, – вздыхает Лен. – Ох уж мне эти писатели! Ну, договорились. Жду тебя в пятницу, в час. Знаешь «Норму»? На Двадцать второй Восточной? Угол Южной Парк-авеню.
– Найду, – обещает Свенсон.
* * *
Предстоящий визит Руби обсуждался во всех подробностях, словно их намеревался посетить по меньшей мере глава государства. Шерри веле­ла ему не уговаривать Руби приехать раньше четверга – она все равно останется до воскресенья. Шерри незачем напоминать ему, что он право голоса потерял, поскольку сам смывается посреди праздника, ну ко­нечно – это единственный день в году, когда он может встретиться с Ле­ном. И Шерри, и Руби, естественно, высказались по этому поводу – впрочем, согласились с такой легкостью, что он даже немного обиделся. Решено, что Шерри встретит Руби на автобусной станции – Свенсо­на раздражает, что Шерри считает, будто этой деликатной миссии ему доверить нельзя, – и привезет домой, и Свенсон ждет, понапрасну пыта­ясь то почитать, то посмотреть телевизор.
Наконец он слышит, что машина Шерри подъехала. Что лучше – си­деть в кресле с газетой, а потом встать и поцеловать Руби, как и положе­но классическому благородному отцу? Или выбежать во двор, обнять свою дочурку ненаглядную? Он совершенно не помнит, что делал в та­ких случаях раньше. Останавливается он на компромиссном решении: выходит улыбаясь, но стоит на крыльце – пусть Руби действует.
Руби располнела. Лицо круглое, бледное, немного отечное, второй подбородок намечается. В мешковатых джинсах и фуфайке она похожа на самую обычную студентку, каковой, собственно, и является. Она заме­чает его, что-то в ее взгляде меняется, Свенсон предпочитает прочесть в ее глазах дочернюю любовь, но можно расценить это и как жалость. Он что, здорово состарился, исхудал? Старичок отец, приковылявший на крылечко. Она послушно обнимает его – иначе в дом не пройдешь – и даже похлопывает по затылку ладошкой.
Вошла в гостиную, озирается по сторонам. Кто знает, что она видит…
– О, индейка! – принюхивается она. – Круто. Пойду вещи положу. Они слышат, как хлопает дверь.
Шерри говорит:
– Знакомый звук.
– Всё те же и там же, – говорит Свенсон.
– Ну почему? Нужно ведь ей сумку разобрать. И вообще, это ее комната.
Шерри всегда защищает Руби. Только от чего именно? Руби сидит у себя часа два, и Свенсон наконец решается и стучится к ней.
– Можно войти?
Из-за двери слышится нечто вроде «Давай».
Руби залезла на стол, который, кажется, вот-вот рухнет. Свенсон вдруг представляет себе, как она летит на пол, – когда она была малень­кой, его тоже мучили страшные видения: Руби кубарем летит с лестни­цы, ее школьный автобус попадает в аварию.
– Решила порядок навести? – спрашивает он.
– Здесь все как-то по-детски.
Руби вытаскивает кнопки, фотографии кино– и рок-звезд сыплются на стол. Свенсон тут же вспоминает комнату Анджелы, где лица совсем другие, тонкие, одухотворенные, – Чехов, Ахматова, Вирджиния Вулф. Руби с Анджелой ровесницы. Только размышлять на эту тему смысла нет никакого. Он вдруг вспоминает, что раньше, когда Руби бралась менять что-нибудь в своей комнате, это значило, что она вступает в новую фазу и собирается заявить об этом миру. А сейчас ничего нового не намечает­ся, только все старье летит на пол. Нет, думает он, Руби не порядок на­водит, она вещи собирает.
– Ну… как учеба? – спрашивает он.
– Все хорошо, – отвечает Руби. Слетает вниз Сюзанна Вега, за ней «Мэджик» Джонсон.
– А «Мэджик» Джонсон, похоже, подлечился. Выглядит неплохо.
– Угу, – бормочет Руби. – Да, пап. Наверное.
На стол планирует еще одно создание – юноша с пустыми глазами и копной вьющихся волос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105