Он направил коня поперек равнины, пересеченной некими линиями параллельно проложенных рельсов. Скакун осторожно подошел к баку с водой, предназначенной для заправки паровозов. Земля вокруг была мокрой и хранила множество следов. Тамука отпустил поводья и позволил коню напиться; конь Музты последовал примеру своего собрата. Над головой под напором утреннего бриза повернулось ветряное колесо, рычаг помпы с негромким скрипом поднялся и снова опустился. Тамука знал, что это приспособление добывает воду из глубины земли, но принцип действия оставался для него тайной.
На соседнем пути валялись с десяток железных осей и колес, почерневших от сажи, рельсы закоптились от огня, пепел еще клубился в воздухе. Что здесь горело? Скорее всего, один из вагонов. Скоты не смогли увести его отсюда и поэтому сожгли, хотя он не представлял никакой ценности без паровоза.
С запада донесся глухой звук пушечного выстрела. Тамука развернулся в седле. Через секунду над линией холмов появился огненный след, оставленный снарядом, выпущенным с одного из их железных кораблей. Последовал еще один залп, еще один снаряд прочертил в небе дугу, но этот сгорел в воздухе, и только через секунду донеслось эхо взрыва.
— Разве вы не можете ответить на огонь? — спросил Музта.
— Таковы правила нашего траура, — ответил Тамука. — Только в случае непосредственного нападения.
— Это глупо.
— Все равно стрелять по кораблям бесполезно. У них слишком крепкая броня.
Музта замолчал и продолжал смотреть на запад, ожидая продолжения стрельбы.
— Надо было добить их, а не останавливаться. Вы дали им тридцать дней передышки, за это время они восстановят свои машины.
— Я знаю, — хмуро ответил Тамука. — Но таков наш обычай.
— Однако под Орки вы сражались даже после смерти отца Джубади.
— Только потому, что он оставался с нами до конца боя. Сейчас перед нами нет войск скота. Они продолжают убегать. — Тамука махнул рукой на восток. — Если бы мы бились на этом поле, Джубади и сейчас был бы в седле.
— Так было и с моим отцом, — сказал Музта. — Мы привязали его к седлу, меч за спиной удерживал его от падения, Кубата держал поводья его коня, а я скакал рядом. Его тело уже начало разлагаться, а мы все сражались, пока не разбили ваше войско. Только тогда мы предались скорби. Музта против своей воли вспомнил, как его отец упал с коня, сохранив на губах слабую улыбку. Не было никаких слов прощания. Только эта загадочная улыбка да стрела, дрожащая в его груди. Как только битва немного затихла, Кубата вырезал сердце из груди кар-карта и выжал из него кровь над головой Музты. Кровь не успела высохнуть, а они уже снова ринулись в бой. Они, как и мерки, привязали тело отца к седлу и сражались еще два дня. Только на третье утро, когда закончилась великая битва, полуразложившееся тело освободили от веревок и похоронили.
— Сарг, Хулагар и Вука сразу объявили траур, поскольку на поле битвы перед нами не стоял враг, — произнес Тамука.
— Ты бы поступил по-другому?
— Ты и сам это знаешь, — огрызнулся Тамука. Музта кивнул.
— Это ты убил Джубади? — Музта задал вопрос, глядя прямо в глаза Тамуки.
Щитоносец вздрогнул и поднял голову.
— Ты совсем обезумел, тугарин, если допускаешь подобные мысли, — медленно произнес Тамука, тщательно подбирая каждое слово.
Музта только улыбнулся в ответ и направил своего коня к опустевшей фабрике. Тамука некоторое время колебался, потом пришпорил скакуна и догнал Музту.
— Я спросил, поскольку этот скот был твоим любимчиком. Мне говорили, что щитоносцы могут иногда силой духа внушать свои мысли другим. Это убийство могло быть тонкой двойной игрой.
Музта внимательно смотрел в лицо Тамуки, но тот выдержал взгляд и ничего не ответил.
Через огромные ворота они въехали на территорию фабрики, копыта коня Тамуки высекли искры на ведущих в цех рельсах. Это было громадное пустое и темное помещение, в котором свободно можно было разместить тысячу лошадей. На грязном полу остались только каменные основания, на которых когда-то стояли станки. Снаружи тонкая струйка воды продолжала вращать скрипучее колесо, прикрепленный к нему шест опускался и поднимался, но кузнечные меха не были подсоединены и оставались неподвижными. Скрип колеса тихим шепотом напоминал о том шуме, который еще недавно наполнял помещение.
Тамуке стало не по себе, он нетерпеливо выглянул наружу. Когда-то он провел немало времени, наблюдая за работой фабрики в Карфагене. Предприятие выпускало сотни пушек, мушкеты и листовой металл для обшивки кораблей. Но его нельзя было даже сравнить с этой фабрикой. Колеса на производстве в Карфагене вращались тысячей рабов, находящихся внутри них; они падали и умирали, уступая место другим. Машины были более громоздкими и грубыми, менее продуктивными, даже на первый взгляд. А здесь Тамуке стало понятно, насколько превосходили их враги.
Он повернул коня и выбрался из цеха. Тамука уже достаточно узнал о скоте, который предстояло настигнуть в степи. Снаружи он видел отлогую земляную насыпь; с ее вершины при помощи фуникулера, движимого водяным колесом, подавались из вагонов руда и уголь. Внутри выплавляемый металл растекался по желобам и, остынув, попадал под огромные молоты, чьи вцементированные в пол рамы высились перед ними. Чуть дальше находились формы для отливки пушек, горны и наковальни. Над головой виднелись приспособления для подъема тяжелых изделий, железные рельсы проходили по всей фабрике. Во всем угадывалась пугающая точность и целеустремленность.
— Вот что нас ждет, если мы не разрушим их мир, — злобно произнес Тамука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129