— Нам, крестьянам, не нужна война! Только вы, проклятые горожане, хотите проливать кровь детей земли, чтобы на этом обогатиться!
И разве при этом стоило удивляться, что «истинно русские люди», которым Распутин мешал воевать в Европе, плохо отзывались о нем?
Существовало еще много тех, у кого глубокая антипатия к Распутину основывалась на самых личных причинах, кому не раз Распутин грубо отказывал, кому на просьбу о министерском кресле всемогущий «друг» грубо отвечал:
— Ты же не будешь от меня требовать сделать мерина министром!
Такие неприятные сцены случались довольно часто, особенно если гордый своим положением в обществе и самоуверенный проситель не скрывал своего высокомерия, а Распутин запросто на самые высокие государственные посты продвигал как раз других, скромных и простых.
Больше всего противников Распутин приобрел из-за своей манеры хвастливо рассказывать всем и каждому о своем влиянии при дворе. Его слова: «Разумеется, у Нее и у Него я могу добиться всего», — многих раздражали, глубоко ранили сердца честолюбивых карьеристов. Невольно приходили в голову мысли о величайшей несправедливости в мире, коли уж дипломированные богословы, опытные полководцы и испытанные государственные чиновники ничего не могли добиться, а этот необразованный невежа осмеливается хвалиться своим могуществом! Были и такие, чьи еще деды служили при дворе, и, несмотря на это, они с величайшим трудом могли добиться краткой аудиенции. Для получения от императора какой-то малости приходилось добиваться благосклонности этого наглого крестьянина с риском услышать:
— Я не могу каждого дурака назначать митрополитом!
Не было ничего странного в том, что оскорбленное достоинство и обиженное тщеславие восставали против Распутина. Даже в общем-то добрых и безобидных людей, как мягкий отец Феофан, не могли не сердить грубые манеры Григория Ефимовича, его наглость.

* * * *
Именно отец Феофан, наидобрейший человек, один из первых дал волю гневу против Распутина; так же пылко, как когда-то он отстаивал праведность старца из Покровского, он теперь набросился на своего бывшего протеже и пытался убедить императора и весь свет в том, что Распутин посланник дьявола. Кто бы мог подумать, что этот незаметный деревенский проповедник сделает при дворе такую быструю, головокружительную карьеру и далеко обойдет своих покровителей.
Ведь даже в сердце такого действительно святого человека, как отец Феофан, проникла зависть, и он возненавидел Григория Ефимовича так же сильно, как раньше восхищался им. Он приходил в неистовое возбуждение, когда начинал говорить о развращенности своего бывшего протеже. С таким же красноречием, как раньше превозносил своего «спасителя», он теперь расписывал его грубое распутство, говорил о его связи с дьяволом.
Отец Феофан пошел теперь тем же путем, как раньше, когда убеждал всех в святости Григория. Преисполненный ненависти, он отправился к Гермогену и Илиодору, к «истинно русским людям», и великому князю Николаю Николаевичу и начал им твердить, что Распутин не что иное, как олицетворение сатаны.
Дородный, добросердечный Гермоген не был склонен к экзальтированности, он никогда не считал Григория святым и сейчас не видел в нем дьявола. Удобно расположившись на диване, как обычно, он слушал пылкие речи маленького архимандрита и в конце концов флегматично и задумчиво ответил: «Ну и распутный же негодяй, этот Григорий!», — после чего задумался о политической стороне этого вопроса, о том, каким образом с помощью «истинно русских людей» можно скинуть Распутина.
Наконец Феофан и Гермоген сошлись на том, что нужно приложить все силы, чтобы освободиться от настырного старца. Открыто, без всякого страха они выступали теперь против Распутина и использовали любую возможность, чтобы навредить тому. На монастырском священнике Илиодоре лежало какое-то адское заклятие, заставлявшее его повсюду выступать в защиту Григория. В то время, когда даже дряхлый старый Феофан слабым голосом ругал Григория, великому «сквернослову» приходилось идти по стопам Распутина, покорно и почтительно, как подобает церковному служителю.
При этом он, как никто другой, знал безграничную испорченность Распутина. Ни Феофан, вечно молящийся перед лампадкой, ни Гермоген, погруженный в церковные политические проблемы, не были знакомы с греховным поведением Распутина воочию, как Илиодор. Зависть и ненависть монастырского священника питались личными, живыми и бесспорными наблюдениями.
Однажды к нему в Царицын приехал Григорий и вскоре после этого пришел бедный извозчик просить заступничества: его женой, заявил он, овладел дьявол, и только монастырский священник своими молитвами может вырвать ее из лап сатаны.
Илиодор в сопровождении Григория немедленно отправился в дом извозчика. Его супруга, полная, молодая, красивая женщина в судорогах каталась по полу, издавая жуткие вопли. Илиодор сделал то, что в таких случаях полагается делать православному священнику: окропил ее святой водой, произнес над ней соответствующие молитвы, поднял над головой Распятие и так усердно заклинал дьявола, что пот градом тек по лицу. Но женщина продолжала кричать, по-прежнему каталась по полу, ей нисколько не становилось лучше.
Тут Григорий, до сих пор молча наблюдавший, подошел к Илиодору, хлопнул его по плечу и сказал:
— Иди, ты в этом ничего не понимаешь! Оставь меня наедине с этой грешницей, я выгоню из нее дьявола разврата!
Еле сдерживая ярость, монастырский священник молча повернулся и в сопровождении извозчика покинул комнату больной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142