Царь избегал приглашать к себе советников и министров и предпочитал требовать от них письменных докладов. Все реже во дворце можно было увидеть выдающихся и значительных личностей, и никто не знал, умерли ли все они или сидят дома, потому что ни новый монарх, ни его супруга не требовали их присутствия. Не хватало также молодых одаренных государственных деятелей и дипломатов, так как государь не обладал способностью удерживать подле себя юные живые силы и не чувствовал в этом потребности. Великолепные состязания мастеров интриги, за которыми раньше, не дыша, следила вся Россия, становились все реже, так как правление этого царя не давало настоящего повода для волнующей борьбы между истинно честолюбивыми политиками. Они уходили на задний план и передавали поле битвы мелким карьеристам.
Родственники царской четы, многочисленные великокняжеские дяди, тети, двоюродные братья и сестры один за другим также отдалялись от двора; на столы, накрытые для торжественных семейных обедов, во время официальных встреч с каждым годом ставилось все меньше и меньше приборов, пока, наконец, государь не остался за столом только с женой и детьми. С остальными членами семьи он встречался больше во время молебнов, когда умирал или оказывался жертвой заговора кто-нибудь из великих князей.
Носители гордых дворянских фамилий все реже были гостями в Царском Селе; отчасти они сами удалялись, отчасти они мягко, но недвусмысленно отстранялись, так как государь ненавидел свою родню, не доверял ей и боялся ее.
Министры, полководцы и духовенство со своими вечными докладами и просьбами, документами на подпись наводили на царя отчаянную скуку. Николай был счастлив, если ему удавалось поскорее отпустить этих надоедливых посетителей, и он ограничивал общение с ними до самого минимума.
Курьеры и адъютанты часами томились в приемной. Все, что происходило вовне, не было для государя ни важным, ни неотложным. Экзотично одетая прислуга в белых тюрбанах скучала без дела и, зевая, стояла перед двустворчатыми дверьми, открывавшимися теперь так редко перед посетителями. Императрица ненавидела и боялась придворных дам, княгинь и графинь, старых и молодых, уродливых и красивых женщин в богатых туалетах и сверкающих украшениях. В ее глазах все они были «злыми, лживыми кошками», готовыми в любой момент предать ее, вести против нее интриги и распространять сплетни.
Колоритные фигуры, делавшие раньше русский царский двор пестрым и оживленным, теперь отсутствовали; большие залы почти никогда больше не открывались для торжественных приемов, и дорогие серебряные и золотые столовые приборы хранились в шкатулках. Двери в императорские покои были теперь закрыты для представителей двора и света; только немногие допускались, и еще меньше было число тех, к чьим словам прислушивались.
Николай и Александра боялись и не доверяли никому, так как государь отчетливо ощущал, что все эти придворные, склонившиеся перед ним в робком подобострастии, в любой момент готовы предать его ради собственных интересов.
Эта вечная недоверчивость государя наложила на двор с течением времени особый отпечаток: тот, кто имел собственное мнение и волю, тотчас казался императору подозрительным или по меньшей мере утомительным и удалялся от двора; только совсем бесцветные люди были для него не опасны и допускались в окружение царской семьи. Вскоре все его окружение состояло из абсолютно неинтересных и незначительных людей. Те немногие, кого государь терпел около себя и кому доверял, оказывали на него все большее влияние, тогда как другие не играли никакой роли. Совсем узким был круг людей, кого можно было посвятить в личные семейные дела: это были в общей сложности два или три достойных доверия флигель-адъютанта, старые министры и дворцовые коменданты. Все остальные, вращавшиеся в дворцовых кругах, были врагами и шпионами, с которыми нужно было вести себя с крайней осторожностью.
Таким образом, число людей, имевших доступ во внутренние покои, сократилось до четырех-пяти придворных, которые из чувства такта и боязни вызвать подозрение воздерживались от высказывания своих мыслей. Они никогда ни на что не говорили «нет», и отсутствие у них собственного мнения позволяло им искренне соглашаться со всем, что бы ни делали царь и царица.
Такие «приближенные» приходили и уходили только на цыпочках и трусливо избегали приносить неприятные вести. Они были всегда одинаково веселы, охотно говорили о погоде и ежедневно с подобострастием расспрашивали о незначительных вещах, как будто все на земле шло самым прекрасным образом.
Но это не было льстивым притворством: эти люди сами по себе были слишком серы и безобидны, чтобы заметить несправедливость или зло. Обо всех неприятностях, происшедших в период их служения двору, они действительно ничего не знали, и их миновала необходимость передавать царской чете тревожные известия.
Их тихие шаги по коридорам царских апартаментов, постоянно приглушенные голоса и разговоры о пустяках — все это преследовало цель не помешать спокойному счастью, в котором уединились Николай и Александра. Никогда эти верные слуги не выводили царя или царицу из иллюзий, никогда не возвращали они этих испуганных людей к мрачной действительности, жестоко подстерегавшей их снаружи, перед этими дверями в покои.
И до того самого дня, когда революционные солдаты ворвались во дворец, грубо схватили «царственных мечтателей», чтобы арестовать их, а затем поставить к стенке, до этого трагического дня покой «царскосельской идиллии» охранялся верными слугами, которые бесшумно скользили по залам и заботились о том, чтобы Николай и Александра ничего не ведали, кроме своего тихого счастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142