Канцелярия Распутина выделялась своей расторопностью. Таким образом, всем было понятно, что это предприятие, как никакое другое в России, находилось на вершине процветания и число его клиентов постоянно увеличивалось.
Сам старец не слишком много заботился о технической стороне этих сделок; само оформление он предоставлял своим секретарям. Поэтому, когда в его рабочем кабинете осуществлялись крупнейшие и запутаннейшие денежные операции, он мог не вмешиваться. Даже в самых сложных случаях, которые далеко выходили за пределы его умственных способностей, он разбирал их наивно, по-мужицки, нисколько не путаясь в самых непонятных тонкостях, и именно это приносило успех: самые хитрые и изощренные биржевые дельцы отступали перед природным инстинктом и кажущимся незнанием дела чудотворца из Покровского, мужика, уверенно схватывавшего сущность любой, даже самой трудной сделки.
Корявыми каракулями он писал рекомендательные письма, с помощью которых любой мог дойти вплоть до Царского Села, и так же легко совершал самые крупные сделки, неуклюже, примитивно, но успешно. Лицу, чья помощь требовалась, он писал всего несколько слов: «Мой милый, дорогой, сделай это! Григорий». Эти простые строчки с изображением креста сверху действовали будто магические формулы: их было достаточно, чтобы заставить директоров банков и министров немедленно согласиться с невыполнимыми на первый взгляд требованиями.
Распутин нацарапывал подобное рекомендательное письмо, на этом в большинстве случаев заканчивалась его деятельность: все остальное было технической работой его секретарей, о которой он не заботился. Со временем он нашел еще более простой и удобный способ. В свободное время он писал про запас стереотипные письма: «Мой милый, дорогой, сделай это!», так что ко времени заключения сделки ему приходилось только подписывать адреса. Но часто он не делал и этого, а предоставлял клиенту, снабженному его рекомендательным письмом, посещать кого угодно.
Одна юная девушка, пришедшая однажды к Распутину и приглашенная им в кабинет, описала позднее ту странную манеру, с какой старец обычно проводил раздачу просителям писем.
Посреди беседы Григория Ефимовича позвали в приемную, но вскоре он вернулся, безуспешно пытался найти готовые рекомендательные письма и извиняющимся голосом заметил:
— Мне нужно быстро написать письмо, там стоит человек, которому я должен помочь уладить дело!
После чего он схватил перо и принялся неуклюже писать, громко бормоча каждое слово. С трудом, словно пером управляла чья-то чужая рука, он косо нацарапал несколько слов.
— Я не люблю писать, — сказал, прервавшись и обняв девушку. — Ах, как я не люблю писать! Живым словом все совсем по-другому, мысли выражаются легче! А эта мазня, не что иное, как мазня! Посмотри, вот что я написал: «Милый, дорогой друг! Будь добр, исполни эту просьбу. Григорий».
— Но почему, — спросила молодая девушка, — вы не пишете, кому адресовано письмо.
Он растерянно улыбнулся:
— Для чего? Этот человек сам знает, какой министр ему нужен! Мне все равно, я пишу: «Милый, дорогой друг», и этого достаточно. Я всегда так пишу!
Позднее, когда деловое оживление в кабинете Распутина принимало еще большие размеры, часто случалось, что старец для облегчения работы передавал целые пачки писем такого рода для раздачи Симановичу и Добровольскому, Это обстоятельство привело к тому, что оба секретаря приобрели значительный вес в глазах ожидавших в приемной маклеров и дельцов. Особенно большим авторитетом пользовался Симанович: когда он появлялся в дверях, дельцы низко кланялись, подобострастно заглядывая в глаза.
Если старец не присутствовал лично, можно было спокойно обращаться к Симановичу или к Добровольскому, они также беззастенчиво принимали взятки и дорогие подарки и в их распоряжении был достаточный запас подписанных Распутиным рекомендательных писем.
Григорий Ефимович разрешал своим секретарям частенько от своего имени заключать прибыльные сделки и класть в собственный карман комиссионные. Особой благосклонностью пользовался Симанович, и Распутин редко отказывал ему в просьбе, ведь их дружба началась еще в те давние времена, когда Распутин был странствующим паломником.
Тогда, в 1900 году, на вокзале в Казани Григорий Ефимович впервые познакомился с ювелиром Симановичем. Это знакомство укрепилось во время второй встречи в Киеве, где у Симановича был еще один маленький ювелирный магазин.
Симанович был родом из бедной семьи, в маленьком южном городке он изучил ювелирное ремесло и рано начал ссужать под большие проценты свои сбережения. Симанович с трудом перебивался, пока не началась русско-японская война, которая открыла для него другие возможности. С чемоданом, полным игральных карт, он отправился в места сражений и открыл там передвижной игорный дом. Так как он, естественно, освоил все тонкости жульнической игры, то вернулся из Маньчжурии богатым человеком, чтобы продолжить и на европейской территории России не только прежнюю торговлю ювелирными изделиями, но и ростовщичество, и игорный бизнес.
Как ростовщик он стал совершенно незаменим для молодежи из аристократических семей Петербурга и Москвы. В столице Симанович возобновил дружеские связи с Распутиным, потому что вскоре увидел, каким ценным для его собственного дела может стать влияние старца. Кроме того, он остро нуждался в сильном защитнике, так как полиция знала о его сомнительных предприятиях и неоднократно собиралась выслать из столицы, но в качестве секретаря Распутина Симанович был защищен от этой опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142