Манасевич-Мануйлов был постоянным гостем в доме Распутина, частенько появлялся по нескольку раз в день. Никто другой не мог быть так уверен, что его всегда примут, никакого другого посетителя старец не слушал так охотно и с таким интересом. Едва коллежский асессор успевал появиться, как Распутин откладывал все дела и спешил ему навстречу, даже если перед этим в своем кабинете обращал какую-нибудь «голубку» в свою веру об очищении грехом, он немедленно прерывал это весьма приятное занятие, как только ему сообщали о приходе Мануйлова.
Тот знал о своем привилегированном положении, но внешне, казалось, не злоупотреблял им. Сколько бы раз в день он ни приходил к Распутину, он никогда не позволял себе ничего лишнего; ничто в его поведении не указывало на близость со старцем. Как бы он ни был занят или раздражен, вел он себя всегда спокойно и невозмутимо, с надменным достоинством. На лице всегда одинаково любезная и приятная улыбка, веселость никогда не переходила дозволенных границ, не переходила в надоедливую вольность.
Всем своим внешним видом, начиная с безупречной одежды и кончая таким же безупречным выражением лица, Манасевич-Мануйлов являл собой образец холеного и благовоспитанного «господина из высшего общества».
И тем не менее за этой репрезентабельностью скрывался умнейший и педантичнейший мошенник своего времени, чья жизнь являлась цепью самых различных подлостей, обманов, вымогательств и темных сделок.
Сын еврея-купца из Гуревича, он еще мальчиком сумел привлечь к себе интерес старого князя Мещерского. Бывший друг Достоевского, влиятельный политик и издатель реакционного журнала «Гражданин» в преклонном возрасте все сильнее симпатизировал хорошенькому и по-девичьи нежному мальчику, чем не замедлил воспользоваться молодой Мануйлов. Князь Мещерский усыновил подававшего большие надежды юношу и особо выделял его среди других своих «духовных сыновей»; он позволял ему одеваться у лучших портных, щедро снабжал карманными деньгами и ввел в лучшие круги Петербурга.
Но вскоре молодой Мануйлов почувствовал в себе горячее желание использовать дремавшие в нем таланты совсем в другом направлении, ему удалось довольно быстро завоевать доверие петербургской тайной полиции. По ее особому поручению он отправился в Париж, но не как в «город просвещения» богатой петербургской молодежи; а как в центр революционного движения, направленного против царизма. Его наблюдения были так успешны, что начальство выразило ему свое восхищение, он стал правой рукой трудившегося в Париже начальника охранки Ратновского.
Карьера шпиона была для него как захватывающей, так и успешной. В Париже он получил доступ к секретным документам полицейской префектуры, в Риме вышел на след заговора против России, в Лондоне и Гааге сумел войти в контакт с деятелями японской военной организации и выведать их секреты, но самого грандиозного успеха он достиг во время русско-японской войны, когда ему удалось получить ключ японского шифра и с его помощью расшифровать тайные донесения многих японских посольств в Европе. Он организовал в Вене, Стокгольме и Антверпене русскую контрразведку, завладел дипломатической перепиской между аккредитованными в Петербурге представителями нейтральных государств и Японией, затем с помощью подкупов служащего в мадридском посольстве овладел ключом к немецкому шифру и после этого с большим успехом организовал тайный надзор за Балтийским флотом. За столь успешную деятельность он был награжден персидским орденом Солнца и Льва, орденом Владимира четвертой степени и испанским орденом Изабеллы.
Между тем, он занялся внутриполитическим шпионажем и здесь также достиг значительного успеха: ему в руки попал секретный архив графа Витте, благодаря чему он лишил этого государственного деятеля его министерского кресла, направив куда следует компрометирующие министра документы. Вскоре после этого он продал важные российские государственные сведения революционеру Бурцеву, который на основании этих данных развернул в Америке антироссийскую кампанию. Кроме того, Мануйлов дважды встречался с попом Гапоном: один раз, чтобы под видом убежденного революционера подбить Гапона к массовому выступлению против правительства, что привело к «Кровавому воскресенью», в другой раз, чтобы по заданию руководства уничтожить Гапона.
Впрочем, наряду с этими значительными государственными акциями Мануйлов не пренебрегал и мелкими частными предприятиями: высланным евреям он обещал получение вида на жительство за большие денежные суммы и не выполнял обещания, многим людям причинил значительный материальный ущерб, якобы желая освободить от воинской повинности, и временами для своих личных целей устраивал еврейские погромы.
Опьяненный чувством безнаказанности и, возможно, также из-за неукротимого духа предпринимательства Мануйлов тогда сделал слишком много «хорошего», и это повлекло за собой судебное следствие, грозившее перерасти в огромный скандал. Но и в этот раз он сумел избежать наказания, так как прокурор, который вел это дело, внезапно получил от своего начальства лаконичное приказание закрыть дело. Спустя некоторое время коллежский асессор снова приобрел влияние и стал шантажировать богатого полковника Межозуди. Когда началась война, он умело лавировал между двух враждовавших группировок, пока премьер-министр Штюрмер не назначил его государственным секретарем.
Петербургское общество прекрасно знало о темном прошлом и настоящем этого человека, но слишком хорошо было знакомо с его властью и опасностью его влияния, чтобы отказывать ему в подобострастном внимании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142