Да, это была настоящая «исповедь».
Но вдруг он резко перебил ее словами:
— Пора!.. Без десяти одиннадцать, мадам! Ваш верный д'Альбаран знает, что должен действовать минута в минуту. Вот он входит, вот он убеждается, что дверь в подземный ход открыта, и уходит в пещеру, где задержится на десять минут. Когда он вернется, дверь должна быть закрыта, иначе он не зажжет фитиль. Я закрою ее. Хотите пойти со мной?
Фауста вскочила с места и сказала:
— Пошли.
Пардальян улыбнулся, как бы желая сказать: «Вам от меня не убежать, и не надейтесь». Устыдившись, что он прочел ее тайные мысли, она отвернула голову. Они спустились в подвал. Пардальян самолично закрыл потайную дверь и, крепко взяв ее под руку, проводил назад, к лестнице.
Она пошла наверх, а Пардальян бросил быстрый взгляд на потайную дверь в погребок, в котором по приказу Фаусты разместили бочонки с порохом, не поместившиеся в верхнем погребе. Значит, он знал, что там порох? Судя по блеску в его глазах, мы можем ответить:
— Да, знал. А принял ли он меры предосторожности, как наверху? Бог весть.
Они вернулись на кухню. Пардальян снова закрыл на ключ дверь в погреб и снова зашагал взад и вперед, что так действовало Фаусте на нервы. Она же снова уселась на табурет.
Минуты тянулись невыносимо медленно. Несмотря на все свое самообладание, Фауста чувствовала, что ее прошиб холод. Но не смерть ее страшила. Она дрожала от этого страшного ожидания смерти. Через десять минут она должна была взлететь на воздух и обратиться в кровавую кашу, и вот эти-то десять минут показались ей в сто, в тысячу раз длиннее, чем предшествовавший им час, который тянулся для нее, как вечность.
Вдруг на близкой колокольне прозвонили один раз. Фауста подумала, что сейчас прозвучат еще десять ударов, и раздастся взрыв, и все будет объято пламенем. Может, все будет кончено даже раньше, чем прозвучат все одиннадцать ударов. Она почувствовала на себе изучающий взгляд Пардальяна. Многолетняя привычка помогла ей сохранить бесстрастное выражение лица. Только широко раскрытые глаза — она боялась, что они сами закроются, — выдавали ее ужас.
Прозвучал один удар. Других не последовало. И взрыва тоже не было.
Она подождала еще немного. Ничего не произошло. Смутная догадка пришла ей в голову. Она медленно опустила руку на стол и, не владея собой, воскликнула:
— Да ведь это… это…
— Да-да, мадам. Это пробило четверть после одиннадцати, — перебил ее Пардальян. — Одиннадцать уже било. Только вы были слишком… задумчивы и пропустили это мимо ушей.
— Как же так?.. Что это значит?.. А д'Алъбаран?..
Пардальян взял один из фонарей и предложил:
— Пойдемте, мадам, сейчас вы все поймете.
Оба спустились. Пардальян немедленно показал ей на широко распахнутую дверь в заминированный погреб. Они подошли поближе. Пардальян опустил фонарь и показал ей, что фитиля уже нет.
— Ваш д'Альбаран пришел и запалил фитиль… сами видите, что от него ничего не осталось… Но обратите внимание…
Ударом ноги он развалил бочонки, сложенные пирамидой. Они раскатились в разные стороны.
— Пустые! — воскликнула Фауста.
— Вчера, после вашего ухода, я позаботился о том, чтобы освободить их, а порох залил водой, — пояснил Пардальян.
Теперь Фауста полностью овладела собой. Теперь она была совершенно спокойна.
— Зачем же вы мне сказали наверху, что я взорвусь вместе с вами? — поинтересовалась она.
— Я хотел, чтобы вы сами почувствовали, как тяжелы минуты, когда ждешь неизбежной смерти. Теперь вы испытали это на собственном опыте, и я надеюсь, что никого больше вы не станете подвергать подобной муке.
— И как же вы со мной поступите?
В голосе Фаусты была странная кротость. Возможно, она уже сама догадалась об истинных намерениях Пардальяна. Возможно, она сообразила, что ни к чему бравировать перед ним.
— Никак, мадам, — ответил Пардальян ледяным тоном. Глаза у него загорелись, и он просто раздавил ее своим рыцарским великодушием. — Ступайте, мадам, я вас прощаю.
— Вы меня прощаете? — воскликнула Фауста. И нельзя было понять, поражена ли она таким великодушием или возмущена словом «прощаю», которое ожгло ее, как удар кнутом.
— Да, мадам, я вас прощаю, — повторил Пардальян. — Мне угодно, чтобы, если вы останетесь в живых, вы бы повторяли про себя: «Я столько раз пыталась вероломно убить шевалье де Пардальяна. И всякий раз попадала к нему в руки, а он неизменно отпускал меня». И на этот раз я вас прощаю. Ступайте, мадам.
Повелительным жестом Пардальян показал ей на дверь, и, пристыженно опустив голову, Фауста медленно вышла, не смея возражать.
Внизу она схватила фонарь, оставленный Пардальяном на первой ступеньке, и воровато посмотрела наверх, как будто он мог за ней подглядывать.
Одним прыжком она оказалась у потайной двери в погребок, рванула ее и закрыла за собой. Бросившись к дальней стене, она открыла вторую замаскированную дверь и попала в узкий коридор. Поставив фонарь на пол, она устремилась к бочонкам.
Читатель помнит, что один из них нечаянно повредили. В него-то и запустила она руки. И зарычала, как тигр:
— Порох!.. Совершенно сухой!.. Сюда ты не добрался, Пардальян!.. Значит, ты меня прощаешь!.. А я тебя — нет!.. Путь даже я здесь и останусь!..
Не переставая говорить, она ухватилась за бочонок и опрокинула его. Образовалась куча пороха. Погрузив руки в этот порошок, она стала выкладывать дорожку из пороха и довела ее до только что открытой двери. Огонь из фонаря она бросила на эту дорожку. Порошок затрещал. Огненная змея побежала к серой куче, радом с которой было еще пять бочонков, до отказа набитых порохом.
А Фауста сломя голову устремилась в темноту…
Когда она ушла, Пардальян проводил ее глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123