Других дверей в этом помещении не было.
Но Пардальян не пошел к лестнице. Шагнув к левой стене, он поднес к ней слабо мерцавшую лампу и пробормотал себе под нос:
— Монастырь расположен с этой стороны… Значит, если я правильно понимаю, Фауста появится отсюда… Подумать только! Я был здесь больше двадцати раз и ни разу не подумал о том, чтобы присмотреться к этой стене!.. Ничего удивительного… Только записка Фаусты натолкнула меня на эту мысль… А теперь и голову нечего ломать: скоро Фауста сама покажет мне, где здесь дверь и как она открывается!.. А вдруг она уже пришла? Черт, это усложнило бы все дело!..
Потушив лампу, шевалье сунул ее под плащ и шагнул на первую ступеньку лестницы. Бесшумно поднимаясь, он увидел слабый свет. Тогда Пардальян подумал:
«Похоже, дверь в верхний погреб открыта.»
Действительно, лестница привела шевалье к распахнутой настежь двери — настоящей дубовой двери с отверстием в форме сердца. А за ней был настоящий погреб, в два раза больше нижнего подвала. Здесь хранилось все то, что крестьяне всегда держат в погребах. С одной стороны он был разделен на три небольших кладовки, запертых на простые задвижки. Эти чуланчики освещались и проветривались с помощью обычных отдушин.
Это подземелье — точнее, верхний и нижний подвалы — и выбрала Фауста для встречи с Пардальяном; встреча эта должна была состояться на следующий день в десять часов утра.
В верхнем погребе было намного светлее, чем внизу. Шевалье заметил винтовую лестницу, ведущую в дом. Пардальян подошел к ней и начал осторожно подниматься. Похоже, и следующая дверь была открыта: с каждым шагом шевалье приближался к сиянию дня. Вскоре до Пардальяна донеслись мужские голоса.
Да, и эта дверь была распахнута настежь. Пардальян двигался теперь с удвоенной осторожностью. Оказавшись на верхней ступеньке, он прислушался и выглянул наружу.
Шевалье увидел нищую кухню бедной крестьянской лачуги. В центре стоял грубо сколоченный, но довольно чистый стол. А на нем — початая бутылка, две оловянные кружки и два потушенных фонаря. За столом сидели на табуретах двое крестьян.
Крестьян? Судя по одежде, да. Но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что только эти обноски и придают им некоторое сходство с сельскими жителями. Пардальян понял это с первого взгляда. Оба мужчины пили и вели беседу на изысканном французском языке. В одном из этих людей Пардальян узнал надменного офицера, который любезно вручил Вальверу миллионы, доставленные из Испании.
Господам прислуживал пожилой крестьянин — не ряженый, настоящий. Это был птичник, хозяин сей хижины, переданной ему недавно женским монастырем.
Из разговоров, которые велись в кухне, Пардальян скоро узнал, что все трое ждут Фаусту. Та должна была появиться из подземелья. Через несколько минут один из дворян извлек из кармана большие часы — уже одного этого было довольно, чтобы понять, что никакой он не крестьянин, — и изрек:
— Пора встречать госпожу герцогиню.
Оба встали, взяли фонари и направились к очагу, чтобы зажечь их.
Пардальян, не мешкая, спустился в нижний подвал. Осмотревшись, шевалье обнаружил, что под лестницей стоят полусгнившие ящики. Притаившись за этими ящиками, он сказал себе.
«Отсюда все прекрасно видно. Сейчас пойму, где эта дверь и как она открывается. Но если им придет в голову заглянуть сюда, меня заловят как лису в собственной норе! А, ерунда! Испанцы ничего не заподозрили, и Фауста тоже ничего не заметит».
Оставив птичника на кухне, испанцы с зажженными фонарями в руках спустились по лестнице и замерли в центре подвала. Пролетело несколько минут… Из своего укрытия Пардальян видел лишь стену, откуда, по его расчетам, и должна была появиться Фауста. Вдруг эта стена действительно раздвинулась, и через узкий проход в погреб вступила герцогиня де Соррьентес. За ней следовал д'Альбаран. В руке у великана был фонарь, а под мышкой — объемистый мешочек.
Оба испанца приветствовали даму изящными поклонами, словно были облачены в бархат и атлас и находились в Лувре, на приеме у короля Франции. Фауста слегка кивнула головой и своим серебристым голоском торжественно произнесла:
— Здравствуйте, господа!
А Пардальян в это время не сводил глаз с д'Альбарана. Тот закрывал дверь. Стена почти мгновенно обрела прежний вид, но Пардальян успел заметить все, что его интересовало, и на губах у него появилась довольная улыбка.
Заперев вход в подземный коридор, д'Альбаран первым поднялся по лестнице, освещая ступени фонарем. За великаном следовала Фауста. Потом — испанский офицер, тоже с фонарем в руке. Замыкал шествие второй испанец, оставивший свой фонарь внизу…
А вскоре на лестнице оказался и Пардальян, улыбавшийся в седые усы…
Но на сей раз шевалье остановился где-то на полпути, чтобы в случае чего успеть спрятаться. Пристроившись на ступеньке, он уже не мог заглянуть в кухню — но отлично слышал все, что там говорилось.
Очутившись на кухне, Фауста опустилась на грубый табурет и застыла в величественной позе, словно восседала на троне. Д'Альбаран замер у нее за спиной. Оба испанских дворянина в живописных лохмотьях стояли перед женщиной навытяжку, как на службе в особняке герцогини. Старый птичник согнулся в низком поклоне, едва не упав на колени.
Им-то прежде всего и занялась Фауста. Она жестом подозвала крестьянина к себе. Он приблизился, не разгибая спины, почти ползком.
— Д'Альбаран, вручите этому достойному человеку те десять тысяч ливров, что я ему обещала, — сладчайшим голосом произнесла красавица.
Гигант выступил вперед и вложил старику в руки туго набитый мешочек, который до этого держал под мышкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123