К несчастью, Людовик не знал Пардальяна. Унизительная жалость, которую подросток увидел в глазах шевалье, настроила короля против незнакомца. Потом тот преградил монарху дорогу, чем вызвал его гнев. А в высшей степени странное предложение, которое король услышал от этого человека, заставило Людовика подумать, что дерзкий дворянин просто издевается над ним. Терпению короля пришел конец. Он гордо выпрямился и звонко крикнул:
— Эй! Витри!
Все пришло в движение. Витри, Люинь, Орнано, Бельгард, Ледигьер, Темин, Креки, Брюлар де Сийри, прево — все с разных сторон устремились к королю. И первым на зов Людовика поспешил Кончини, увлекая за собой своих офицеров и массу дворян. Глаза маршала горели дикой радостью: он узнал Пардальяна и решил, что теперь-то уж тому не уйти.
Королева, Фауста, маркиза д'Анкр — все они оставались на местах. Но женские голоса смолкли. Дамы внимательно наблюдали за происходящим. В черных глазах Леоноры полыхала радость: как и ее супруг Кончини, она думала, что Пардальяну пришел конец. Фауста радости не выказывала и была чуть озабочена: зная Пардальяна, она понимала, что тут что-то не так…
Ожидал ли Пардальян такого поворота событий? Возможно… А если мы заметим, что в глазах у него промелькнула хитрая искринка, то станет ясно: шевалье не осуждал юного короля. Даже наоборот…
А тот презрительно бросил:
— Вы не в себе, милейший! Или вы пьяны? Да кто вы такой?
Пропустив мимо ушей первый вопрос, Пардальян спокойно ответил на второй. Глядя Людовику XIII прямо в лицо и чеканя каждый слог, он произнес:
— Я шевалье де Пардальян.
Несомненно, у Пардальяна были основания полагать, что его имя произведет впечатление на короля. И действительно, того словно подменили. Гнева как не бывало. Широко распахнутые глаза взирали на шевалье с детским восхищением. Людовик захлопал в ладоши. С невольным почтением, которое польстило Пардальяну больше, чем самый тонкий комплимент, юный король очарованно воскликнул:
— Шевалье де Пардальян!
При этом подросток пожирал его глазами, горевшими все тем же простодушным восторгом. Щеки Пардальяна порозовели от смущения: он до сих пор оставался таким же скромным, как и в далекие годы своей героической молодости. А король совсем забыл, что кликнул капитана гвардейцев, чтобы арестовать дерзкого незнакомца. Людовик забыл, что устроил страшный переполох и что на его зов сбежалось целое войско и каждый дворянин рвался вперед, мечтая отличиться в глазах государя. Юный монарх забыл обо всем на свете, он ничего не видел… кроме Пардальяна, с которого не сводил восхищенного взора.
А вот Кончини ничего не забыл. Если бы он видел лицо короля, то поступил бы, как Витри, который застыл на месте, бесстрастный, словно солдат на параде. Примеру капитана гвардейцев последовали все придворные. Каждый терпеливо ждал, что скажет Его Величество. Но, к несчастью для Кончини, король стоял к нему спиной.
И маршал не заметил удивительной перемены, которая произошла с Людовиком. Кончини все еще думал, что теперь дни Пардальяна сочтены. А поскольку фаворит чувствовал себя весьма уверенно, зная, что за спиной у него замерли четыре лейтенанта его личной гвардии (Лувиньяк, Роктай, Лонгваль и Эйно уже успели присоединиться к своему господину); поскольку король хранил молчание, а маршалу не терпелось разделаться с заклятым врагом; поскольку, наконец, Кончини решил, что ему все позволено, он склонился перед Людовиком с преувеличенным почтением, сладко улыбнулся и льстивым голосом, невольно выдавая свою свирепую радость, произнес:
— Сир, смею надеяться, что Ваше Величество не нанесет мне незаслуженного оскорбления и поручит именно мне, самому преданному слуге короля, арестовать этого проходимца.
Маршал выпрямился, с вызовом посмотрел на окружающих и грозно добавил:
— Впрочем, честь исполнить приказ Его Величества принадлежит мне по праву… Думаю, что никто здесь не посмеет этого оспаривать.
Наступила мертвая тишина. Никто из присутствующих не принял хвастливого вызова Кончини. И произошло это по одной простой причине: все дворяне, прибежавшие на зов Людовика, были сторонниками юного короля — и значит, более или менее явными врагами маршала д'Анкра. Все они постарались встать так. чтобы видеть государя и самим быть на виду. Все они сразу поняли, что маршал совершил чудовищную ошибку. И все благоразумно молчали, лишь коварно улыбаясь.
А Кончини все еще не мог сообразить, в чем дело. Он решил, что никто просто не смеет вступить с ним в спор. Гордо приосанившись и не скрывая злобной радости, он устремил испепеляющий взор на Пардальяна. А тот стоял спокойный и бесстрастный, словно и не замечая торжествующего Кончини.
Впрочем, торжество фаворита было недолгим. Он занесся слишком высоко, и падение было неминуемым.
Голос Кончини развеял восторги короля. Людовик вздрогнул и бросил на Кончини ледяной взгляд, от которого любой другой человек провалился бы сквозь землю. Кончини устоял, но сердце его болезненно сжалось: он понял, что зашел слишком далеко и совершил ужасный промах. Теперь придется расплачиваться… И цена будет немалой, судя по грозному виду короля. Став предельно собранным, Кончини обещал себе, что не сделает ни одной ошибки.
Но сейчас наказание было неизбежным. Юный монарх не мог упустить такой блестящей возможности. Надо было осадить ненавистного фаворита, который давно подавлял его своей дерзкой роскошью, надо было сбить спесь с этого безродного проходимца, явившегося из Италии без гроша в кармане и обирающего его без зазрения совести, унижающего его на каждом шагу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123