.. даже себе. Но
по завершении этой комбинации вы это признаете. Да-да, вы скажете это
вслух. Ибо сказать будет из-за чего... Кстати, вино очень легкое. От него
голова никогда не болит. Я потряс головой.
- Ни фига не понял. Что я признаю?
- Что вы с нами, - ответил он. - Это будет... заметно. Вообще я люблю,
чтобы это было заметно всем. Скажем, в этом городе однажды вместо голубей
взовьются прелестные такие летучие мыши!.. Почему мыши? Да просто потому,
что я их люблю. А голубей не люблю. Вопреки распространенному мнению
голуби - довольно грязные животные.
- Летающие крысы, - сказал я невольно. - Да, у нас их называют именно так.
За одинаковый набор болезней, что разносят с крысами вместе. Значит, когда
здесь вместо голубей взовьются летучие мыши... я пойму, что в чем-то
проиграл?
- Поймете раньше, - сообщил он. - Это другие поймут с появлением над
Зорром летучих мышей. Я сейчас вообще предложил одно интересное пари...
Нет, не с вами, намного выше, мой дорогой рыцарь, намного выше!.. На карту
будет поставлена судьба самого Зорра... под каким знаменем ему быть.
Естественно, я тоже кое-что поставлю на карту, но я-то знаю, что в
расчетах и стратегии мне нет равных!.. Кстати, насчет летающих крыс -
спасибо. Прекрасное сравнение. У вас их так зовут?.. Все больше убеждаюсь,
что в вашем мире я победил давно и прочно.
Предостерегающий холодок прокатывался по моей спине, проникал во
внутренности. Я чувствовал, как шевелятся волосы, руки уже покрылись
гусиной кожей.
- Гроссмейстер? - переспросил я как можно более ровно. - В моем мире
гроссмейстером рыцарского ордена становился обычно самый сильный рыцарь...
В нашем понимании - черный рыцарь Зла. Псы-рыцари и все такое. Как у вас с
этим?
Он хитро прищурился.
- Вас интересует, принимаю ли я участие лично?.. Принимаю, как видите.
- Я имею в виду...
- Понятно, на коне и с копьем наперевес?.. Вынужден разочаровать, нет. Я
питаю глубочайшее отвращение к подобным... подобному. Мой статус
непревзойденного стратега заставляет меня пользоваться только...
Он остановился, подыскивая слова. Я подсказал:
- Идеологией. Пропагандой. Пиаром... Здесь это называется искушением,
соблазнением, совращением.
Он просиял:
- Как вы хорошо и точно подбираете слова! Пожалуй, я добавлю к своему
арсеналу эти термины, суть которых смутно понимаю... Они, как я чувствую,
ориентированы на умы чуть выше среднего. Совращения - для черни, идеология
- для рыцарского сословия. Верно? Вот видите, я готов учиться всему, у
всех, что и делаю. А эти ваши рыцари свысока смотрят на все, даже читать и
писать не желают учиться... Говорю вам абсолютно честно, да вы и сами это
видите: я никогда ни при каких обстоятельствах не вмешиваюсь в жизнь
людей, зверей и всего сущего своей силой или магией. Ах, сэр Ричард! Если
бы вы знали, какое это наслаждение - заставить пусть самого мелкого и
ничтожного человечка поступать по своей воле... а я двигаю народами!.. то
вы бы никогда не предположили такую глупость, что я способен кого-то
стукнуть палкой по голове! Нет, нет и еще раз нет. Это против моих
принципов. Или нет, ведь принципов у меня нет, но это против моей натуры.
Это... это...
- Микроскопом забивать гвозди, - сказал я. - Э-э... королевской короной
забивать железный крюк в стену. Да, теперь понимаю.
От кубка с вином шел пряный аромат. Я машинально взял, глаза моего
собеседника сперва расширились в изумлении, тут же сощурились. Он взял
второй кубок, но чокаться не стали, я чуть отпил, вино приятно обожгло
горло. Вкус был слегка терпкий, какой я люблю.
- В самом деле легкое, - сказал я. - Прекрасное вино.
- Вот видите, - сказал он весело, - и я что-то делаю людям приятное!
Мы улыбались друг другу, но если он держался как с потенциальным
сообщником, то мне такая вежливость больше напоминала изысканную
вежливость дуэлянтов.
Настал вечер, затем поздний вечер, пришла ночь, я метался по дому как
загнанный зверь. Слуги, слыша мои тяжелые шаги, попрятались, как пугливые
кролики. Наконец воздух освежил мое раскаленное лицо, я сообразил, что иду
по улице, а эти серые громады, что мелькают по обе стороны, - дома.
Крупная луна поднялась над крышами. Черные зловещие тучи заглатывали ее
часто, тогда я шел почти наугад, но потом мне стало хватать даже редкого
рассеянного света от слабой свечи, что пробивается в щель между плотно
закрытыми ставнями.
Затаившись, я долго наблюдал за высоким мрачным домом, а когда уверился,
что никого поблизости нет, быстро перелез высокий забор. На самом верху
меня пронзил тысячами ядовитых стрел немыслимо яркий лунный свет. Я ощутил
себя вытолкнутым на сцену перед тысячей ждущих глаз, поспешно свалился на
ту сторону. Затрещали кусты, что-то колючее впилось в мою руку, царапнуло
шею. Я затаился, как мышь в углу комнаты, по которой ходит огромный
свирепый кот.
В саду тихо, мертвая тишина. Запел робко кузнечик, а другие, выждав и
видя, что смельчака никто не съел, поддержали тонкими прозрачными трелями.
Я прислушался: разве это хор, каждый орет свое, охраняет личный участок и
зазывает самку. Все стараются перекричать друг друга. В этом мире, как у
людей, кто кричит о себе громче, того и считают лучше, сильнее, красивее...
Глаза уже привыкли к тьме, а когда я поднялся над кустами, рассеянный
свет, что проникал сквозь кроны, уже высвечивал весь сад в черно-белом
цвете. Громада дома угадывалась в десятке шагов. Пригибаясь, я добежал до
стены - там глубокая тень; затаился на долгих пару минут, потом начал
тихонько красться вдоль стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23