Но и Бёртон отличался необычайной быстротой. После многолетней практики на Земле и здесь он на каждый вид атаки отвечал почти автоматически.
Бержерак метил Бёртону в плечо. Бёртон отразил удар и перешел в контратаку. Бержерак тоже отразил и сделал выпад поверх шпаги Бёртона, но тот совершил встречный выпад, отведя чашкой острие противника и почти одновременно направив свое острие противнику в плечо.
Де Бержерак снова парировал и сделал быстрый выпад в обход эфеса Бёртона, снова целя ему в руку. Этот прием назывался «тычок» или «клевок».
Бёртон отклонил острие – при этом край клинка проехался ему по руке, но кровь не выступила.
Дуэль на рапирах или шпагах напоминает попытки продеть нитку в движущуюся иглу. Острие шпаги атакующего – это конец нити, а шпага обороняющегося – ушко иглы. Ушко должно быть как можно уже и в данном случае таким и было. Но проходит секунда – и вот игла с ниткой меняются ролями. В защите двух славных фехтовальщиков почти не было просветов – она приоткрывалась лишь на миг, когда шпага, переходя в атаку, описывала небольшой круг,
В спортивном фехтовании не разрешается целить в голову, руки, ноги, но выпады ниже пояса допускаются. В настоящем же бою наносят удары и в голову, и по всему телу. Проткнуть можно что угодно, даже большой палец ноги – лишь бы противник не насадил тебя при этом на шпагу.
Считается аксиомой, что фехтовальщик с безупречной защитой проиграть не может. Ну а если .защита безупречна у обоих дуэлянтов? Что же тогда – нашла коса на камень? Нет. Человек – не коса и не камень. Один из противников непременно устанет раньше другого, или обстановка будет помогать одному из бойцов. Всегда можно поскользнуться на полу, а в данном случае – на щепке от мебели, на бутылке или споткнуться о мертвое тело. Чей-нибудь крик, как было при первой дуэли Бёртона с Бержераком, может на долю секунды отвлечь бойца – и его быстрому, как кошка, и зоркому, как орел, противнику этой доли хватит.
Бёртон думал об этом краем сознания, основная часть которого была занята пляской клинков. Противник был выше его и руки имел длиннее. Но это еще не означало, что Бёртон был в невыгодном положении. Если поединок пойдет на более близкой дистанции, длинная рука француза утратит свое значение, а Бёртон получит преимущество.
Бержерак это знал – он все знал о фехтовании – и держал выгодную для себя дистанцию.
Звенела сталь, и дыхание со свистом вырывалось из груди бойцов. Бержерак, продолжая вести бой выпрямленной рукой, сосредоточил свои атаки на кисти и предплечье Бёртона, чтобы тот не мог достать его шпагой.
Англичанин держал руку согнутой, делая наклонные выпады, стараясь связать шпагу противника, «обойти» ее. Для этого шпагу нужно было отклонить в сторону боковым ударом. При «обходах» конец шпаги Бёртона описывал полный круг.
Тем временем он искал слабые места Бержерака, точно так же как француз изучал его. Искал и не находил. И надеялся, что де Бержерак, в свою очередь, не найдет никакого изъяна.
Как и в первом поединке, они установили ровный ритм атаки и парирования, рипоста и контрпарирования. Даже финты стали частью ритма, поскольку ни один не поддавался на них и не открывался.
Оба ждали момента, когда противник откроется и недостаточно быстро загородится. По лицу де Бержерака лился пот, промывая ручейки в копоти. И Бёртону пот ел глаза. Когда становилось невмоготу, он отскакивал назад и быстро вытирал лоб и глаза левой рукой. Француз пользовался этими перерывами, чтобы самому утереть пот платочком, засунутым за пояс кильта. Перерывы делались все чаще – не только чтобы утереть пот, но и чтобы отдышаться.
В одну из таких передышек Бёртон сорвал нагрудную повязку с мертвой женщины, чтобы промокнуть ею пот. Потом, следя, не предпримет ли де Бержерак «флеш» – атаку с разбега, – он обвязал эту тряпицу вокруг головы. Де Бержерак, следуя его примеру, снял повязку с другого тела и обвязал себе голову.
У Бёртона пересохло во рту, и язык сделался большим и шершавым, как огурец.
– Минутное перемирие, мсье де Бержерак, – прохрипел он. – Выпьем чего-нибудь, пока не померли от жажды.
– Согласен.
Бёртон зашел за стойку, но в кранах не было воды. Тогда он достал из открытого французом буфета бутылку «пурпурной страсти» и вытащил зубами пластмассовую пробку. Первый глоток он предложил де Бержераку, но тот отказался. Тогда Бёртон напился и передал бутылку через стойку французу. Напиток обжег ему горло, согрел грудь и нутро и немного утолил жажду – полностью утолить ее могла только вода.
Де Бержерак посмотрел сквозь бутылку на свет:
– Ага! Вы проглотили три унции, мой друг. Я выпью столько же, чтобы степень нашего опьянения была одинаковой. Будет нехорошо, если я убью вас из-за того, что вы окажетесь пьянее меня. Вы могли бы тогда пожаловаться на мое нечестное поведение, и вопрос о том, кто же лучше фехтует, так и остался бы без ответа.
Бёртон рассмеялся по-своему – сквозь зубы. Де Бержерак вздрогнул.
– Вы точно кот, мой друг.
Он выпил и поставил бутылку, кашляя и обливаясь слезами.
– Mordioux! Нет, это не французское вино! Такое пьют только северные варвары – англичане!
– Неужели вы ни разу его не пробовали? За все длинное путешествие?
– Я же говорил вам, что очень мало пью. Helas! Ни разу в жизни я не дрался на дуэли, не будучи трезвым, как стеклышко. А теперь я чувствую, как поет во мне кровь, как возвращаются силы – и знаю, что все это фальшь, обман, вызванный спиртным. Ну что ж. Если я несколько навеселе, отчего реакция у меня стала медленнее и глаз слабее, то ведь и вы в том же положении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133