Всем хочется посмотреть бой, и любопытство пересиливает страх. Призывы Ла Виро отойти в предгорья не помогли – слишком заманчиво предстоящее зрелище. Никого нельзя убедить отойти на безопасное расстояние. Люди, не знающие, что такое оружие двадцатого века – не видевшие никакого оружия, кроме самого примитивного – не понимают, что им грозит. Мало кто из них сталкивался даже с легкими проявлениями насилия. И вот эти невинные души запрудили всю равнину и влезли на скалы.
Ла Виро молился, стоя на коленях в храме.
Герман Геринг, отчаявшись утешить его, поднялся по лестнице на верхушку одной из скал. Предстоящее злое дело было ненавистно ему, но он хотел это видеть. И, надо сознаться, волновался, как ребенок перед началом циркового представления. Это прискорбно – значит, со старым Герингом далеко еще не покончено. Но Герман не мог остаться в стороне от боя и сопряженного с ним кровопролития. Он не сомневался, что горько об этом пожалеет – но ведь в Мире Реки такого еще не бывало. И не будет.
Разве можно такое пропустить? Герман даже пожалел на миг, что не он ведет один из самолетов.
Да, ему еще далеко до совершенства. Ну что ж, он насладится зрелищем в полной мере, а после расплатится за это душевными муками.
Гигантские корабли, «Внаем не сдается» и «Рекс грандиссимус», бороздили Реку, двигаясь навстречу друг другу. В этот момент их разделяло шесть миль. Соглашение обязывало их остановиться на расстоянии пяти. В случае, если воздушный бой не кончится раньше. После его окончания все ограничения снимаются, и побеждает сильнейший.
Сэм Клеменс расхаживал по мостику. За предыдущий час он проверил все посты и прикинул план сражения. Расчет секретного оружия ожидал на палубе "А". По сигналу они поднимут свое орудие и установят его за толстым стальным щитом, который прежде прикрывал носовой пулемет. Теперь пулемет убран, и его платформа готова принять секретное оружие.
Пулеметный расчет был поражен, получив приказ о снятии пулемета. Ответа на свои вопросы они не получили. Слухи полетели с носа на корму, с палубы на палубу. Зачем капитан предпринял этот странный маневр? Что происходит?
Тем временем Клеменс успел три раза поговорить с лейтенантом-десантником Уильямом Фермером, командиром секретного расчета, постаравшись внушить ему всю важность его задания.
– Меня по-прежнему беспокоят агенты Иоанна, – сказал Сэм. – Я знаю, у нас все проверены-перепроверены. Но это мало что меняет. В диверсанте, подосланном Иоанном, хитрости должно быть, что навоза на миссурийском заднем дворе. Останавливайте каждого, кто приблизится к орудийной камере.
– Но что они могут сделать? – Фермер имел в виду свой расчет. – Они все безоружны. Я даже под кильтами у них посмотрел – ничего. Должен сказать, им это не понравилось. Они считают, что им должны доверять безоговорочно.
– Они должны понять, что это необходимо.
Хронометр в рубке показывал 11.30. Клеменс посмотрел в задний иллюминатор. На летной палубе было все готово. Самолеты подняли из ангаров, и один как раз ставили на паровую катапульту в дальнем конце палубы. Самолетов было два – единственные одноместные аэропланы, пережившие это долгое путешествие, да и они уже ремонтировались несколько раз.
Два прежних истребителя, монопланы, давно погибли – один в бою, другой в аварии. Эти, собранные из запчастей, были бипланы со спиртовыми двигателями, способными развивать до ста пятидесяти миль в час на уровне грунта. Первоначально они работали на синтетическом бензине, но его запас давно уже кончился. На носу перед открытой кабиной стояли сдвоенные 56-калиберные ленточные пулеметы, стреляющие свинцовыми пулями из медных патронов со скоростью пятьсот очередей в минуту. Боеприпасы сберегались в течение всего рейса для такого вот случая. Патроны несколько дней назад перезарядили и проверили каждый на длину, ширину и ровность, чтобы пулеметы не заклинило.
Сэм снова сверился с хронометром, сел в лифт и спустился на летную палубу. Маленький джип отвез его к самолетам, где ожидали механики, запасной состав и два пилота.
Оба самолета были окрашены в белый цвет, а на руле и на тыльной части нижних крыльев красовался алый феникс.
На корпусе одного был изображен красный журавль в полете, а под кабиной черными буквами значилось: Vieux Charles. Старина Чарли. Так Жорж Гинеме называл самолеты, на которых летал первую мировую.
На другом самолете по обоим бортам были нарисованы черные головы лающих собак.
Оба летчика были одеты в белую рыбью кожу. Высокие, по колено, ботинки имели красную отделку, как и бриджи. Левую сторону кителя украшал алый феникс. Кожаные летные шлемы оканчивались небольшой пикой – острием рыбьего рога. Очки были в красной оправе, перчатки белые, но с красными раструбами. Летчики стояли у «Старого Чарли» и вели серьезный разговор, когда подъехал Клеменс. Когда он приблизился, они отдали честь.
Какой-то миг он молчал, разглядывая их. Они совершали своя подвиги уже после его смерти, но он хорошо знал обоих.
Жорж Гинеме был щуплый человек среднего роста с черными горящими глазами и почти по-женски красивым лицом. Он постоянно – во всяком случае, когда не сидел в кабине, – был напряжен, как скрипичная струна или оттяжка мачты. Французы называли его «асом среди асов». Другие – Нунгессер, Дорм и Фонк – сбили, правда, больше бошей, но они и летали дольше; а карьера Жоржа оборвалась сравнительно рано.
Француз был из тех прирожденных летчиков, которые автоматически становятся частью машины – воздушный кентавр. Был он также превосходным механиком и так же тщательно проверял перед вылетом свой самолет, оружие и приборы, как знаменитые Маннок и Рикенбакер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133