Его обращение совершилось быстро и драматично, подобно обращению Савла из Тарса на дороге в Дамаск – Геринг находился тогда в маленьком суверенном государстве Тамоанкан. Жили там в основном мексиканцы десятого века, говорившие на индейском диалекте, и индейцы навахо из двадцатого века. Герман жил в странноприимном доме, усваивая догматы и требования Церкви.
Потом он перебрался в освободившуюся хижину. Вскоре с ним поселилась женщина по имени Чопилотль. Она тоже была шансером, но настояла на том, чтобы поставить в хижине идола из мыльного камня, безобразное изваяние сантиметров тридцать высотой, изображающее Ксочикетцаль, богиню физической любви и деторождения. Чопилотль поклонялась ей так истово, что требовала, чтобы Герман занимался с ней любовью перед идолом, при свете двух факелов. Герман не возражал, но частота этих сеансов утомляла его.
Ему казалось также, что он напрасно позволяет своей подруге поклоняться языческому божеству. И он пошел к епископу – к навахо, который на Земле был мормоном.
– Да, я знаю, что она держит у себя это изваяние, – сказал епископ Чъягии. – Наша церковь не одобряет идолопоклонства и политеизма, Герман. Тебе это известно. Однако разрешает своей пастве держать дома идолов – при условии, если верующий понимает, что это всего лишь символ. Согласен, опасность есть, поскольку верующие слишком легко путают символику с реальностью. И этим страдают не только дикари. Даже так называемые цивилизованные люди попадаются в эту психологическую ловушку.
Чопилотль не умеет мыслить отвлеченно, но женщина она хорошая. Если мы будем чересчур упорствовать и потребуем, чтобы она выбросила своего идола, она может вернуться к настоящему язычеству. Лучше, скажем так, отлучать ее от груди постепенно. Ты ведь видел, сколько здесь идолов? Многим из них в свое время усиленно поклонялись. Но постепенно мы отучили от этого людей путем терпеливого и мягкого убеждения. Теперь каменные боги стали для многих своих прежних почитателей лишь произведениями искусства.
Со временем Чопилотль станет так же смотреть на свою богиню. Я возлагаю на тебя обязанность помочь ей преодолеть свое прискорбное заблуждение.
– То есть подсунуть ей теологическую соску? – сказал Герман. Епископ засмеялся:
– Я получил степень доктора философии в Чикагском университете. Слишком напыщенно выражаюсь, да? Выпей, сын мой, и расскажи мне еще что-нибудь о себе.
В конце года Герман принял крещение вместе с другими нагими, трясущимися и стучащими зубами неофитами. Потом он вытер полотенцем какую-то женщину, а та – его. Им всем дали длинные одежды, и епископ повесил на шею каждому спиральный позвонок «рогатой рыбы». Это не означало посвящения в сан – каждый просто стал называться Insrtuisto, Учитель.
Герман чувствовал себя обманщиком. Кто он такой, чтобы наставлять других и быть, по сути дела, священником? Он не был даже уверен, что искренне верует в Бога или в церковь. Хотя нет, это уж слишком. Он веровал – большую часть времени.
– Твои сомнения относятся к себе самому, – сказал ему епископ. – Ты полагаешь, что далек от идеала. Считаешь себя недостойным. Нужно преодолеть это в себе, Герман. Каждый может стать достойным и спастись. И ты, и я, и все чада Божьи. – Епископ засмеялся. – Обрати внимание на две крайности, к которым ты склонен. Порой ты проявляешь высокомерие и считаешь себя выше других. Но чаще ты впадаешь в смирение. Чрезмерное смирение. Я сказал бы даже, тошнотворное смирение. Это лишь оборотная сторона высокомерия. Истинное смирение состоит в том, чтобы сознавать свое истинное место в масштабе космоса.
Я сам постоянно учусь. И молюсь о продлении своей жизни на такой срок, чтобы успеть избавиться от всяческого самообмана. Но нельзя все время заниматься только самокопанием. Мы должны работать и с людьми. Монашеский постриг, уход от мира, затворничество – все это чушь собачья. Итак, куда ты хотел бы отправиться? Вверх по Реке или вниз?
– Мне очень не хочется уезжать отсюда, – сказал Герман. – Здесь я был счастлив. Впервые за долгое время я чувствовал себя членом большой семьи.
– Твоя семья живет от одного конца Реки до другого. Да, в ней есть и неприятные родственники. Но в какой семье их нету? Твоя работа в том и состоит, чтобы научить их верно мыслить. Впрочем, это уже вторая ступень. Первая – это открыть людям глаза на то, что они мыслят неверно.
– Вот в том-то и беда. Я не уверен, что сам преодолел эту первую ступень.
– Если бы я сомневался в этом, то не позволил бы тебе принять посвящение. Так куда же? Вверх или вниз?
– Вниз, – сказал Герман.
– Хорошо, – поднял брови Чъягии. – Но неофиты, как правило, предпочитают отправляться вверх по Реке. Где-то там, как говорят, живет Ла Виро, и они жаждут увидеть его и побеседовать с ним.
– Вот потому-то я и выбрал другое направление. Я недостоин.
– Я иногда сожалею о том, что нам запрещено всякое насилие, – вздохнул епископ. – Мне страшно хочется дать тебе пинка в зад. Что ж, хорошо – отправляйся вниз, мой худосочный Моисей. Но я обязываю тебя передать кое-что епископу той местности, где ты поселишься. Скажи ему или ей, что епископ Чъягии шлет свой привет. А еще скажи так: «Некоторые птицы думают, что они черви».
– Что это значит?
– Надеюсь, что когда-нибудь ты это поймешь. – И Чъягиц благословил Германа, взмахнув тремя вытянутыми пальцами правой руки. Потом обнял его и поцеловал в губы. – Ступай, сын мой, и пусть твоя ка претворится в акх.
– Да воспарят наши акхи рядом, – ответил подобающей формулой Герман и вышел из хижины, заливаясь слезами.
Он всегда был сентиментален, но убедил себя, что плачет из-за любви к этому маленькому, смуглому, изрекающему сентенции человеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133