Вот почему ему казалось естественным, что во время той встречи он проявил растерянность, робость и даже страх. И все же, возвращаясь к событиям тех дней, он никак не мог избавиться от мысли, что даже на той ранней стадии ему следовало проявить больше мужества и инициативы.
Он вздохнул и повернулся лицом к стене со смутным чувством вины. Это чувство захлестывало его всякий раз, как только он переносился мыслями в прошлое. Трагедия жизни состояла в том, что человек созревал в процессе познания и обретал способность к максимальной отдаче лишь по прошествии долгих лет, когда многого уже нельзя было изменить. Так шершень умирает, оплодотворив матку. Может быть, в этом таится одна из причин упорного стремления человека продлить свою жизнь. В свое время он где-то читал, что в будущем ученые смогут сокращать время, необходимое молодым людям для обретения опыта. Достигаться это будет путем складирования маний в клетках головного мозга и ускорения созревания.
Подобные вопросы его никогда раньше не волновали. Теперь же он решил: если ему суждено выбраться отсюда, он станет впредь больше размышлять на эти темы. Ведь юность — это стремление к обновлению, к бунту против существующего уклада. С возрастом же приходит косность, застой, боязнь перемен. Но мир находится в постоянном движении. Все время что-то умирает, чтобы уступить место новому. У юности стремительный шаг — едва поравнявшись с тобой, молодое поколение безжалостно обходит тебя, устремляется вперед. Способен ли я двигаться плечом к плечу с ними, продолжать эту непрерывную гонку? Грустно. Очень грустно. К тому времени, когда человек полностью созревает, обретает опыт и знание о мире, выясняется, что и конец его уже не за горами.
Он повернулся на спину и устремил взгляд в потолок. Вопросы. Куча вопросов, от которых голова идет кругом. Он сжал голову ладонями, словно опасаясь, что она вот-вот разорвется на части. От ощущения ужасной слабости он, казалось, утратил способность двигаться. Неожиданно навалившаяся дремота обволакивала его сознание, погружая его в мир искаженных образов, горячечных мыслей. Исчезло ощущение времени. Закрыв глаза, он лежал в полузабытьи.
И вдруг глаза его открылись, словно по приказу извне. Он увидел Мухаммеда, склонившегося над ним.
— Доброе утро, доктор Азиз.
— Доброе утро, Мухаммед, - пробормотал он в ответ.
— Не желаете ли совершить небольшую прогулку? Он почувствовал сердцебиение.
— Да, разумеется.
— Тогда вставайте. Прихватите с собой полотенце, мыло и белье. С сегодняшнего дня вам дозволяется дважды в день пользовать душевой. Сейчас как раз ваша очередь.
Азиз сел на край койки, сунул ноги в тапочки. Торопливо собрав все необходимое, он двинулся вслед за Мухаммедом. На дворе сияло солнце. Его лучи проникали сквозь кожу, согревая озябшее тело. Он поднял лицо к небу. Тонкие, почти прозрачные облака плыли в необъятном голубом пространстве. Он сделал глубокий вдох, легкие наполнились свежим воздухом. Мухаммед медленно шел по направлению к невысокой квадратной постройке. Над входом — навес, опирающийся на деревянные стойки. Пропустив Азиза внутрь, Мухаммед задержался в дверях.
— Вы начинайте, а я потом подойду, — сказал он.
Азиз увидел несколько белых ванн, над которыми торчали медные краны. Пол, стены, ванны и краны сверкали чистотой. Азиз окинул взглядом эти знакомые предметы, которые так долго не видел. Ноздри щекотал острый запах карболки и мыла. Открыв дверцу кабины, он увидел сверкающий хромом душ.
Радость переполнила его.
Стараясь прочувствовать каждое отпущенное ему мгновение, продлить удовольствие, он стал раздеваться медленно, не спеша; Жизнь вливалась в его мышцы, атрофировавшиеся от длительной неподвижности. Повесив одежду на гвоздь, торчавший из двери, он некоторое время постоял босиком на каменном полу, потом повернул кран. Вода холодным ливнем обрушилась на голову и плечи, потекла по телу. На мгновение у него перехватило дыхание. Он принялся яростно растирать тело намыленной жесткой мочалкой, а потом долго стоял под струями, смывавшими наслоения многих дней и ночей, проведенных в узкой камере среди смрада и полчищ насекомых, выползавших из всех щелей.
Энергично растираясь грубым полотенцем, он почувствовал, как кровь приливает к мышцам. Ему казалось, что он заново родился. Неторопливо одевшись, он собрал свои вещи, открыл дверь и вышел.
В передней какой-то человек умывался над ванной. Услышав хлопнувшую дверь, он повернулся и на мгновение оцепенел. Перед ним был Сайед. Вода тонкими струйками стекала с его лица и рук. Азиз стремглав бросился к нему, швырнул на пол вещи, которые держал в руках. Оба крепко обнялись и на миг замерли, как бы желая удостовериться, что это не иллюзия и не сон. Теплая капля упала на ухо Азиза, поползла по щеке, и он вдруг ощутил солоноватый привкус во рту.
— Ты плачешь? Ну и ну!
— Ты тоже плачешь.
Их счастливый смех еще долго звучал под крышей душевой. Это был один из тех моментов, которые не забываются никогда. Пожалуй, ни разу в жизни они не смеялись так радостно и самозабвенно. Казалось, они начисто забыли, где находятся. Забыли боль и грусть, унижения и опасности, которыми полна была их жизнь. Куда важнее для них было другое — то, что оба они живы, крепко стоят на ногах, высоко держат голову.
Сайед вытер глаза краем желтого полотенца, переброшенного через плечо.
— Я и не подозревал, — сказал он, — что ты здесь. Хотя, знаешь, была такая мысль, что рано или поздно ты почтишь нас своим присутствием.
Он усмехнулся с горечью и иронией, сощурив глаза.
— А я, Сайед, знал, что ты здесь, — сказал Азиз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128