...Шепот и тихие шаги возле двери камеры, едва различимый осторожный поворот ключа, чуть слышный звук отворяемой двери в соседнюю камеру. Скрип пружин на койке, короткая пауза. Снова осторожные шаги, теперь уже мимо Азиза. После этого — глубокая, всеобъемлющая тишина ночи. Будто воры прокрались, что-то взяли и неслышно исчезли.
Он лежал на спине, может час, может больше, в состоянии тревожного бодрствования. Иногда подходил к двери и пальцем приподнимал железное веко, пытаясь увидеть или услышать хоть что-нибудь. Время тянулось бесконечно.
Перед тем как опять лечь на постель, он решил постоять еще несколько минут возле двери. И тут он явственно услышал звуки крадущихся шагов, которые, миновав его дверь, остановились у соседней камеры. Тихая возня, звук закрывшейся двери и осторожного поворота ключа. И спустя некоторое время отчетливые, громкие шаги, словно теперь кому-то было безразлично, услышат его или нет.
Из соседней камеры слабо донеслись странные для такого позднего времени звуки: бульканье жидкости, льющейся в сосуд, стук передвигаемого стула. После короткой паузы кто-то бухнулся в постель, заскрипели пружины.
Азиз лежал, глядя в темноту, пытаясь мысленно проникнуть сквозь густой мрак и понять, что происходит рядом — за стеной. Его бросало из одной крайности в другую: то он холодным рассудком пытался оценить возникшую ситуацию, то давал волю эмоциям.
Что же все-таки случилось? Кто делал свое черное дело под покровом ночи? Чьи эти крадущиеся шаги? Что происходит в соседней камере? Важные события или незначительный эпизод? Удар Б спину или сопротивление? Честная борьба или коварный заговор? Капитуляция или победа?
Махмуд, владелец прокатной мастерской, на твою долю выпало немало страданий, но ни разу — подобных тем, что ждут тебя здесь. Здесь жизнь — медленное разрушение час за часом, минута за минутой.
Жизнь здесь означает полное лишение того, что питает тело и душу: замысла и действия, красоты и ее воплощения в искусстве, любви женщины.
Здесь — бесконечный вакуум. Нечего делать, нечего сказать и услышать. Одиночество в четырех стенах, уродливая обстановка, насекомые, жаждущие человеческой крови. Безжалостный институт подавления человека, крокодилья пасть, готовая сожрать, огромные руки, толкающие в пропасть.
Но здесь же, как ни парадоксально, раскрывается величие человека, его целеустремленность, его способность любить и хранить верность, его жажда жизни.
Рассвет он встретил, уже окончательно успокоившись: угасли мириады язычков пламени, оставив мертвый, холодный пепел, исчезла сумятица видений. Осталась чистая страница — на ней ни строки, ни слова. С тишиной пришел покой, а за ним сон. Сон был подготовкой к новому дню и новой борьбе.
Он проснулся от торопливого шепота:
— Доктор Азиз, доктор Азиз...
Сон в одно мгновение улетучился. Он спрыгнул с постели и босиком подбежал к двери. Сквозь приоткрытый глазок увидел часть черных, аккуратно подстриженных усов, верхнюю губу, крепкие белые зубы. Приложив ухо к глазку, услышал:
— Махмуд, что велосипеды чинил, во всем признался.
— Кто вы? -Я Али.
— Вы почему в тюрьме?
— Срок отбываю за воровство. Мне надо уходить. Что-нибудь нужно?
— Да, да. Еще раз подойдите.
Рот исчез. Металлическое круглое веко скользнуло на место. Азиз не без труда сдвинул указательным пальцем железную пластинку. Напротив двери стоял молодой парень среднего роста. Униформа из грубой синей ткани. Он медленно пошел босиком по коридору, держа в руке мокрую половую тряпку.
Азиз вернулся к постели и лег. В голове была полная ясность, все улеглось на свои места, позиции определились. Мысли были четкими и последовательными. Что заставило Али предупредить его? А вдруг он действовал по их инструкции? Тогда все, что он сказал о Махмуде, было ложью с целью сломить сопротивление Азиза. Такую возможность нельзя было сбрасывать со счетов. Но возможно и то, что он сказал правду. В этом случае какие у него были мотивы? Быть может, его поступок был продиктован теми же побуждениями, что и у старого тюремщика, который поделился с ним ужином. Своеобразная солидарность людей, находящихся в тюрьме. Не важно даже, кто они — сводники, торговцы наркотиками или политические заключенные.
Возможность предательства требовала от Азиза быстрой реакции. Признание Махмуда представляло серьезную опасность, поскольку он мог выдать многое — раскрыть систему связей и явок, превратить слабые, разрозненные свидетельства в веские доказательства. Любые попытки встретиться с ним бесполезны — таких из камер не выпускают. Бумага и карандаш! — вот что нужно. Каким-то образом их надо раздобыть. Но смогут ли несколько рукописных строчек повлиять на Махмуда? Нужен разговор по душам. Но как его устроить?
Азиз ходил по камере от стены к стене и, сам того не замечая, все ускорял темп. Взад — вперед, взад — вперед. Руки глубоко в карманах — старая привычка, когда он о чем-то серьезно задумывался. От раздумий его отвлек шепот сквозь тюремный глазок:
— Доктор Азиз, я здесь. Он подошел к двери.
— Привет, Али. Мне нужна твоя помощь.
— Что смогу, сделаю...
— Мне немедленно нужны бумага и карандаш. После паузы Али сказал неуверенно:
— Я попытаюсь. — Пятно темной кожи и черной щетины
исчезло. Азиз снова взволнованно зашагал по комнате.
Прошло много времени, и надежда уже стала угасать, когда снова послышался знакомый шепот:
— Доктор Азиз, вот, возьмите.
Через отверстие просунулся свернутый трубочкой листок бумаги. Азиз ухватил его кончиками пальцев и ощутил внутри твердый узкий предмет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128