У Миши тряслись руки: первое врачебное вмешательство! Дать ей понюхать нашатырю, как делывали в старину лекаря? Но что будет, когда старуха очнется?
За окном протопали две пары ног.
— Давайте я полезу! — раздался детский голос. — Только подсадите меня!
Мишь, не одолев любопытства, выглянула в окно: два школьника, запрокинув головы, смотрели вверх в крайнем возбуждении, а Лоттынька сидела неподвижно, похожая на зеленую шишку.
Нижние ветки ели были метрах в трех от земли. Пирк, окинув оценивающим взглядом тщедушную фигурку десятилетнего мальчугана, решительно отказал,ему. Подошел еще прохожий:
— Тут бы из шланга, под напором... Птичка намокнет, отяжелеет и свалится, как спелая груша.
— И разобьется, — волнуясь, возразил мальчик. — Нет, я полезу...
— Никуда ты не полезешь. Набери-ка лучше камушков!
Мальчишки радостно побежали за камнями. Пожалуй, лучше повременить с воскрешением пани Шарлотты! Впрочем, нет, нельзя: ты будущий врач, исполняй же свой этический долг!
Вопреки ожиданиям привести Шарлотту в чувство оказалось очень легко. Но, может быть, она забудет о случившемся, теоретически это бывает... Однако слабая надежда быстро угасла.
— Что с Лоттынькой? — были первые слова очнувшейся пациентки. — Подведите меня к окну!
Тем временем мальчики вернулись с портфелем, набитым камнями. Пирк размахнулся, швырнул...
— Негодяй! Изверг! — у Шарлотты сорвался голос. — Звоните в полицию, Эмма, немедленно! Это не человек, это убийца!
— Успокойтесь, милостивая пани, я целюсь в соседние ветки. Еще в начальной школе я швырялся камнями в классе метче всех. Хочу его только попугать, чтоб негодник сдался. Попасть в вашу Лоттыньку я могу разве что случайно...
Верхние ветки качались, словно под ветром, вместе с камнями тихо падала хвоя; попугайчик действительно забеспокоился, слетел пониже. На тротуаре уже собралась кучка любопытных, Мишь в окне силой удерживала пани Крчмову, Пирк, не обращая внимания на ее вопли, сосредоточенно обстреливал ветки вокруг птицы. Наконец Лоттынька с криком снялась с места и, описав спираль, бесхитростно опустилась на голову своего опасного спасителя,
Лишь после того, как за попугаем закрыли дверцу его золоченой клетки, у пани Крчмовой начался приступ истерии. Точно по учебнику неврологии, подумала Мишь. По ее просьбе Пирк позвонил в амбулаторию доктора Штурсы, но вернулся от телефона с известием, что доктор на вызовах.
— Да ей скорее бы надо смирительную рубашку, — вполголоса добавил он после того, как им удалось влить больной успокаивающие капли из домашней аптечки. — А мне, к сожалению, на работу пора. Можно еще разок звякнуть? Ну ладно, пока, — да держись! Ты уже заработала пару ступенек в рай!
Он плотно прикрыл за собой обе двери, и все же Мишь расслышала, как он, понизив голос, говорит в трубку:
— Ты можешь сказать, чтоб я не вмешивался в твои личные дела, но дальше так оставаться не может: от Миши одна половина осталась, круги под глазами от недосыпу, руки дрожат, из-за этой старухи опять экзамен завалила... Так что будь мужчиной, приезжай-ка за ней на белом коне, как рыцарь Бржетислав за своей Иткой!
— Освободите меня из этого чистилища!—Пани Крчмо-ва села в кровати, когда вошел Мариан в сопровождении доктора Штурсы (видно, забыла уже, что еще недавно расхваливала меня перед Марианом!), — Не то эта эгоистка лишит меня последнего здоровья!
— Я устрою, чтобы вас немедленно перевезли в клинику, милостивая пани, — успокаивающим тоном сказал Штурса. — И не бойтесь, вы там будете не на положении обычного пациента — мы только основательно вас обследуем...
Штурса лгал; позже он признался Мариану, что устроил пани Крчмову в отделение нервных болезней.
В эту ночь Мишь по-королевски выспалась в пустой квартире Крчмы — спала до десяти утра! — спокойно позавтракала, никто ей не мешал; потом насыпала в золоченую клетку Лоттыньки запас корма на целую неделю вперед. (Ах ты, зеленая крошечка, причиной каких серьезных перемен ты стала! Дамочку в больницу отправили, и не летать тебе больше на воле!) Затем Мишь тщательно убрала всю квартиру и с чувством невероятного облегчения стала собираться домой, в общежитие. Напоследок — и впервые без помех — можно еще осмотреть не только коллекцию редкостных гравюр, но и кое-какие антикварные вещи, на которые Крчма тратил все свои деньги: синий дельфтский фаянс, черный — уэджвудскии, двое часов в стиле ампир и одни — редчайшее барокко...
Щелкнул замок входной двери, удивленная Мишь вышла в прихожую посмотреть — кто там.
— Пан профессор!
Какой загорелый, и весь будто помолодел...
— Мишь! Вот радость-то снова тебя видеть! Ну, как вы тут?
— В данное время тут одна я... — пролепетала она, в замешательстве подхватила было его чемодан, чтоб унести в кабинет, он отнял.
— Вы не пугайтесь, но... мы с доктором Штурсой... Пан доктор вчера решил, что будет лучше... Он отправил вашу жену на несколько дней в клинику, на обследование... то есть в нервное отделение. Но не то чтоб она на самом деле сума... больная...
Мишь просто не осмеливалась посмотреть ему в лицо: он имеет полное право разочароваться во мне, не сумела я позаботиться о его жене, как обещала...
Вместо этого Крчма крепко обнял ее и без всяких церемоний поцеловал в губы.
— Спасибо за все, Мишь, — прошептал он.
Так они стояли, и Крчма не отпускал ее, словно радовался встрече с ней одной, — стояли молча в этой замершей тишине, а секунды бежали, и Мишь не испытывала и намека на неловкость, хотя чувствовала, каких усилий стоит Крчме владеть собой... Он старше меня на двадцать пять лет, с моей стороны абсурдно питать к нему что-либо, кроме простой привязанности и уважения, и все же это не совсем так — и где, в сущности, грань между симпатией и любовью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60